Ползком через серую пустыню

Ползком через серую, безжизненную бесконечную пустыню - так я могу охарактеризовать все пять лет нескончаемой депрессии и еще пять - активной борьбы с ней.
Начало было положено еще лет в 9 или 10, когда отчим увидел во мне привлекательные женские черты. Я не очень поняла тогда значение его взглядов - и слава Богу. Тем более, после первых попыток он на несколько лет забыл о своих желаниях. Или находил силы контролировать себя. Ад начался с 15 лет, когда отчим начал пить, и темные стороны его натуры стали проявляться более конкретно и жестко. Тогда я узнала, как делать "розочку" из бутылки, спать с ножом под подушкой, бояться засыпать, бояться приходить домой. Я боялась рассказывать о том, что происходит, маме - стыдно, страшно, а самое тяжелое (для меня тогда) - наша семья зависела от его постоянного заработка. Мама вкалывала, как проклятая, но денег был мизер, сестра только начинала работать, я еще училась, а найти подработку не получалось, как ни старалась. У отчима была стабильная средняя зарплата, которая позволяла платить за квартиру и не пухнуть от голода (время, о котором я рассказываю - это середина 90-х). Я знала, что одна мама не справится, мне ее было жаль. Молчала.

Потом оставалось три дня до моего 16-летия. У меня уже развит нюх на опасные ситуации, потому, когда в подъезд заходит незнакомый мужчина, я выхожу. Минут 10 погуляла. Оказывается, он - тоже. На последних минутах успел заскочить в лифт. Нет, нож к горлу не приставлял, просто поигрывал им в руках. Потом глянул на меня: "ладно, сам справлюсь, а то опять визжать начнешь", помастурбировал.

Два дня скрываю от мамы, что не могу ходить. Благо, в подростковый период можно все списать на скачки настроения и что, мол, хочется побыть одной, послушать музыку. Утром дожидалась, когда все уйдут, снимала с кровати одну ногу, другую. Потихоньку поднималась с колен. Иногда падала. Опять вставала. Через неделю ноги начали мне подчиняться. С голосом было сложнее - первые три дня пыталась общаться междометьями. Даже банальное "Спасибо", "Нет, не надо", "Хорошо" давались с огромным трудом. Комок в горле не давал ни говорить, ни плакать. Оставаясь одна, пела. Сперва гласные, потом слоги. Ушло две недели. Легкое заикание и ступор, правда, полностью исчезли лет через 10, но это мелочи.

Я радовалась, что справилась. Думала, теперь все наладится. Оказалось, это было только начало тяжелой депрессии, которая поселилась во мне на долгие пять лет. Тело восстановить легче. Страшно потом, когда пройдет адреналин, вдруг осознать - а зачем все это? Зачем учиться ходить, говорить, если ты не смог избежать унижения, беспомощности, не дал отпор обидчику, не поборол собственный страх. И это осознание - до конца жизни. Тогда я впервые поняла, что испытывают солдаты, вернувшиеся с войны, почему они не любят говорить о том, что было, почему некоторые не могут адаптироваться в повседневной жизни. Насилие четко делит мир на две части - "до" и "после". Там, где "после", от иллюзий остается пепелище, первыми приходят жалость к себе, в которой можно зависнуть, потом - обида, ненависть, зависть к тем, у кого в жизни есть светлые краски. Последнее - это пустота. Мир теряет цвет и становится серо-белым. .

...Года два после этого мои истерики были не слишком частыми - раз в месяц. Иногда спровоцировать слезы могла песня, иногда - книга. Однажды - понимание в глазах мужчины, который, зайдя в подъезд следом за мной, ярко напомнил мне о ТОМ инциденте. Я держалась изо всех сил, но, видимо, страх в глазах был слишком сильным. "Давай, я выйду, а ты спокойно уедешь". Я молчу. "Не знаю, кто тебя напугал, но не хочу добавлять тебе страх". И вышел. Ночью я билась головой о подушку и еле сдерживала крик - от понимания и тепла от совершенно незнакомого человека. Это был подарок, о котором я мечтала: забота и сочувствие. Но я уже не могла этого принять. Душа закрывалась все сильнее, от нежности становилось лишь больнее, словно прикасаешься к обожженной коже. Это было так же невыносимо, как и страх.

Потом пришло ощущение, что оттаивает и душа. Я стала выходить в свет - гулять в компании друзей, знакомиться с новыми людьми. Нашла работу. (Это, кстати, был совет школьной учительницы, к которой единственной я подошла после ТОГО дня рождения: "Ищи работу, такую, где будешь общаться с другими. Лучше, если найдешь там людей, которым хуже, чем тебе. Помогай им, выслушивай их. Иначе зависнешь в себе"). Работой старалась нагружать себя по полной программе, до изнеможения. Тогда ночью не снились кошмары, некогда было слушать музыку, копаться в своих переживаниях. Усталость меня и подвела...

Мы познакомились с молодым человеком в парке. Несколько дней встречались. Потом он пригласил пойти вместе с его компанией на пляж позагорать. Я не обратила внимания на тревожный звоночек своей интуиции, слишком устала на работе накануне. Оказалось, с другом они любили очень тихие уголки, где можно не только позагорать, но и выпить, закусить, расслабиться с девочками... В 18,5 лет произошло то, чего я так панически боялась с 14,5 лет. Душа разбилась окончательно. Цепляться больше было не за что. Он потом позвонил, я сделала вид, что не узнала его голос. Это его обескуражило. При случайной встрече на улице он сперва попытался обвинить меня в произошедшем - мол, была слишком привлекательной. "Ты не сидишь, вот и радуйся, что не было заявления" - сказала ему спокойно и лениво. Он извинился, постарался поскорее уйти. Больше мы не виделись. Впрочем, потом я поняла, что в какой-то степени благодарна ему за то, что он уничтожил мой страх перед изнасилованием, пусть и таким страшным способом. Я поняла, что бывают вещи и пострашнее, тело всегда можно отмыть.

Пустота и цинизм. В тот вечер после пляжа я выпила и пошла в ванную учиться вставлять тампоны. "Теперь повреждать нечего, запихну". Тампон влетел махом. "Будут вместо мужиков", - решила я с полуистерическим смехом.

Потом время поскакало с бешенной скоростью. Я не могу сказать сколько мне лет. Чувствую себя на 21... 25... 35... 38... 40. К 20-ти годам подобралась к 50-ти. И все это с ночными истериками, жалостью к себе - причем иногда до тошноты: неужели это я такая жалкая и несчастная, неужели в жизни нет ничего хорошего? Понимаю, что есть, от этого тянет обнять унитаз, вывернуть вместе с содержимым желудка наружу и эту опустошающую бесполезную, изматывающую жалость к себе, нелюбимой. Не получается. Хочется позвонить кому-нибудь, прокричать о своей боли. Но - стыдно. Тому, что случилось, уже больше двух лет, а я все не могу расстаться с прошлым и жить настоящим.

Позже эти слезы вспоминала с ностальгией - когда целый год видела окружающий мир серым. Как черно-белое кино через мутный экран. Истерики - это хоть какие-то чувства, а здесь - ВООБЩЕ НИЧЕГО! В институте набралась смелости и подошла к нашему преподавателю психологии за помощью. Это было накануне моего 21 дня рождения. Он не советовал, просто показал мне ситуацию с другой стороны. Некоторые моменты в его интерпретации выглядели забавно, я - немного смешной, но не зло, а именно комично.

Нет, после разговора я не поборола свою пустоту. Но в день рождения впервые заметила, что у деревьев нежно-зеленая листва. А красные тюльпаны - я не представляла, что красный цвет такой горячий и вызывающий! Я открывала разноцветный мир как слепой, которому вернули зрение, и плакала уже от того, что могу видеть. Потом серый цвет вернулся. На месяц. Но я заставляла себя видеть краски даже через серую пелену. Краски... В следующий раз я могла их видеть целых два дня...

Я завела календарик, где отмечала свои победы. Вот депрессия ушла через 15 дней. А вот день, когда я искренне радовалась какому-то приятному событию моей подруги и не вспомнила целыз 3 часа о своем прошлом. Депрессия вернулась - через неделю... через 9 дней... через 15 дней. Месяц жизни в цвете. Потом чаша весов склонилась в пользу "жить". Тоска и апатия приходили, но - в определенные дни, когда в той, серой жизни. были пики страхов. Да, в эти дни я не хотела никого видеть, раздражали даже прикосновения, ласка, но я была к этому готова. Стирка, уборка, легкая мелодрама. Никакого спиртного, чтобы не потерять контроль и не впасть в отчаяние. Депрессия начала меня бояться.

Я до сих пор не уверена, что после той мясорубки сохранила способность любить всей душой. Но я стараюсь не думать об этом. В конце концов, что-то должно было и остаться. Может, этого "что-то" уже немало.