ДЗЕРЖИНСК. Опека отняла детей, а суд лишил прав за бедность!

То, что творит в нашем городе опека вызывает все большее возмущение как у общественности, так и просто у родителей. Теперь в очередной раз отобрали троих маленьких ребятишек у одинокой мамы.
К нам, в Дзержинское отделение Движение "В Защиту Детства" обратилась за помощью в возврате своих троих дочерей одинокая мама.

Фролова Светлана проживала до недавнего времени со своими детьми и бабушкой в квартире. Одна девочка является инвалидом и ей нужен постоянный материнский уход. Это маленькая Вероника 2000 г. р. Которая обучалась в МОУ СОШ г. Дзержинска. Оля - тоже 2000 г. р. учившаяся в СОШ № 9 Дзержинска и маленькая Татьяна 2004 г. р. - которая ходила в садик №130 Дзержинска. В один из весенних, мартовских дней дочку, которая является инвалидом забрали без каких либо бумаг и разрешения матери прямо из школы и увезли в приют. На следующий день пришли за другой дочкой. Без каких либо бумаг и постановлений инспектор опеки Светлана Икрамовна и сотрудник полиции изъяли второго ребенка и увезли с собой. Старшая дочь в это время находилась в детской больнице с почками. Мама её навещала каждый день.


На момент изъятия, как сказала Фролова, ей не было предъявлено ни одной бумаги или уведомления. А поводом для изъятия послужило... как обычно отсутствие ремонта и минимальный набор продуктов. Дело в том, что Фролова работает в одном из детских комбинатов Дзержинска с зарплатой... около 4.000р и дополнительно ходит убирать подъезды. Мужа у неё нет, бросил их давно и не помогает. Есть старенькая бабушка, с которой Фролова была вынужденна оставлять детей, что бы работать.
Как показало наше обследование квартиры, у детей были в наличии и игрушки и книги и спальные места и мебель. Фролову вызывали на комиссию КДН, но она так ничего и не поняла о чем там говорилось, в силу своей малограмотности. И 31 марта 2011 года Дзержинский суд вынес решение о лишение Фроловой материнских прав. Видимо аргументировав это тем, что она в силу своей бедности не должным образом справляется с содержанием детей. А дети у неё как оказалось очень хорошие. Старшая даже выиграла один из Нижегородских художественных конкурсов. Сама Фролова понимает что она малообеспеченная, одинокая мать. Она оформила детские пособия в размере...200 р на ребенка(!), и еще ей в соц. защите предложили путевку для старшей дочери в санаторий и выделили единовременную помощь в размере 1.500 р.
Сама Фролова православная, дети крещеные и она в шоке, не понимает, как государственные чиновники вместо помощи просто решили забрать детей и все! И конечно все это как сказала мама Фролова по инициативе начальника опеки Вершининой С. А. И конечно же не в первый раз этот чиновник так поступает. Ведь как они заявляют - это государственная услуга(помощь) матери, которая в тяжелом положении. Сейчас мама фролова подала кассацию на решение Дзержинского суда. Ищет возможность провести ремонт и нанять адвоката. Она считает что её детей забрали незаконно. И будет добиваться их возвращения. Сейчас её к детям пускают в приют, дети плачут, просятся к маме, но машина ювенального чиновничества проехалась по судьбе этой семьи и раскидала их в разные стороны.

Конечно, сейчас чиновники могут найти различные пятна в биографии мамы, сочинить про воспитание и нормы, НО! Если мать любит своих детей, переживает за них, хочет их вернут, а не бросает все на самотек. То это МАТЬ!

Наша организация в ближайшее время будет оказывать помощь маме в ремонте, и защите её семьи.
В ближайшее время мы выложим документы и видеоматериалы по данной трагедии.

Мы требуем, прекратить практику отъема детей из семей по социальным показателям.
Включить в комиссии при проверке семей с трудной ситуацией представителей семейных и родительских организаций.
Вернуть маме Фроловой её дочерей и оказать ей достойную помощь в трудной ситуации.
Просим откликнутся на данную проблему представителей СМИ, общественные организации, депутатов

Бедность как повод для изъятия детей

Эх, Светка-Светка… Как жутко было видеть ее в сияющем пасхальной радостью храме на вечерней службе Светлой недели. Красное с золотом убранство, счастливые, сытые-умытые лица, и вдруг она – бледная, сутулая, поникшая, в черном платке. «Похоронила, что ли, кого?» – тревожно взглядывали на нее прихожане. Не похоронила, но потеряла. Троих детей у нее отняли – лишили родительских прав…

В церкви Светка и раньше бывала, но нечасто. Девчонок своих приводила к причастию. И сейчас, когда беда стряслась, не сама она пришла помощи просить – соседка ее по дому, прихожанка храма святителя Тихона, забила тревогу. Поздновато, честно говоря, – решение суда о том, что Света больше не мать своим девчонкам, уже было вынесено. Она, конечно, подала кассационную жалобу, но любой юрист скажет, что в таких случаях мало шансов переломить ситуацию. Скорей всего, решение вступит в законную силу, и только через полгода можно будет попытаться восстановиться в родительских правах.

Спросите: а нужно ее вообще ломать, ситуацию эту? Давайте, я расскажу, как дело было, а вы сами судите. Только, очень прошу, постарайтесь представить хоть на долю минуты, что это вы стоите с почерневшим лицом посреди чужого праздника – остывшей головешкой среди медовых свечей.

Дурочка-снегурочка

Мы сидели на скамеечке в храме – Светлана, алтарник Володя, давний прихожанин Алексей, отец Сергий. Я читала судебное решение и не могла понять, в чем же Светкина вина. Вгрызалась в юридический текст, стараясь выложить картину чужой трагедии, а она распадалась на отдельные пазлы, никак не складывалась.

Может, думалось, просто не могу сосредоточиться, потому что слушаю одним ухом, как батюшка пытается утешить Свету? «И в черном платке больше не ходи! Сейчас Пасха, Христос воскресе, а ты скорбишь. Все живы, дети твои сыты, под присмотром, ты можешь их навещать, опасность им никакая не угрожает. Молись за них, молись, чтоб их вернуть, и мы тебе поможем. И Господь управит!» – голос священника звучал по-отечески тепло, но казалось, что не очень-то доходит до Светки смысл правильных слов. Прямо на лице у нее было написано недоумение – как можно молиться, до того ли сейчас, если вернешься домой – и нет там дочек?

Она покорно кивала головой, черный платок сполз на затылок, но казалось, что как оброк воспринимала предлагаемое. Как чужие правила, которые надо выполнять, потому что люди, которые живут по ним, может быть, смогут помочь ей. «Я вам денег заплачу!» – сказала Светка и заплакала. А мы засмеялись: «Дурочка ты, дурочка!»

Правда, дурочка. Бестолковая, беспомощная, наивная дуреха. Ничегошеньки в этой жестокой жизни не понимающая. Она, знаете, как будто сама ненамного взрослее своих девчонок – как подросток, которого оставили за старшего. И борется этот подросток с трудностями житейскими в одиночку, врукопашную – то она побеждает, то они берут верх. Живет горячо и нервно, защищается безграмотно и грубо, помощи не просит и не ждет.

Это я потом поняла, когда дома у нее побывала, с соседями поговорила, со школьными учителями дочек. Поняла, что судебное решение – это как кривое зеркало, в котором путаная трудная судьба отразилась будто бы достоверно, но слишком жестко. Жестоко, а потому нечестно.

Жизнь на нервах

Есть в Светкиной жизни некая пугающая предопределенность. Как будто ее судьба – наспех склеенный из шаблонов сериал. История девочки, которая в подростковом возрасте лишилась матери, успела пожить в детском доме, потом воспитывалась бабушкой.

С бабушкой отношения складывались негладко. Живут они и сейчас вместе, в трехкомнатной улучшенке, а питаются раздельно: у бабушки свой холодильник, а у Светки с девчонками – свой.

Бабушка, видимо, к своим 85 годам устала от внучкиной неустроенности. У нее, у бабушки, есть свои представления о том, как надо жить, а Светка живет не так, как надо, а так, как получается. Вышла замуж – муж тут же изменил, простить не смогла, ушла. Сошлась с другим – пил и бил, но терпела. Родила троих девчонок. Он признал только старшую, да и то формально – раздражали его дети. Стал на них руку поднимать – Светка выгнала его.

Как она выкручивалась с тремя детьми – непонятно. Особенно трудно стало, когда выяснилось, что среднюю дочку невозможно водить в ту же школу, что и старшую, – не тянет она общую программу, ей необходимо учиться по специализированной. И вот Светка утром везет старшую в один конец города, вторую – в другой. В середине дня нужно забрать обеих, да к тому же успеть со средней в центр реабилитации.

Если при таком графике поездок да к тому же при наличии третьего, младшего ребенка, работать, то без няни никак не обойдешься. А какая может быть няня, когда максимальный доход от работы – тысяч пять? В общем, Светка то работала, то бросала, но и в том, и в другом случае непонятно, на что они жили. Однако девчонок она не только добросовестно развозила каждый день по местам, но и умудрялась бесперебойно оплачивать школьное питание каждой.

Про питание, кстати, стоит разъяснить тем, у кого в семье сейчас нет школьников. Бесплатно нынче в школе никого не кормят, независимо от того, из многодетной ты семьи или из нищей. Вынь да положь за каждого ребенка ежемесячно тысячу восемьсот, подтвердишь статус малоимущего – тебе компенсируют пятьсот рублей от этой суммы. Кроме этих денег можно выхлопотать единовременное пособие в полторы тысячи (раз в год) и ежемесячное – сто рублей на ребенка. Как Светка выкручивалась?..

Полегче им стало в прошлом году, когда на среднюю дочку удалось оформить инвалидность – это все-таки деньги, тысяч восемь. На них в последнее время и жили. Но с этого момента и неприятности начались – когда из специализированной школы, куда стала ходить нездоровая девочка, впервые пришли с инспекцией – посмотреть условия проживания. А какие там условия? Когда говорят, что у Светки в доме бардак, – трудно понять, что имеется в виду, ведь там практически нет ничего, шаром покати, не из чего беспорядок создавать.

Хотя впечатление от квартиры не самое радостное – а что вы хотите, если много лет не на что делать ремонт? В актах обследования жилья, коих за прошедший год разными инспекциями было сделано немало, отмечается неприятный запах. Но как иначе, если у всех троих девчонок энурез?

Впрочем, не только скверные жилищные условия послужили началом Светиных мытарств. Характер у нее взрывной, реактивность повышенная. Стали ей претензии предъявлять – ее эмоции захлестнули. Как уж там она защищала свое немудреное гнездо? Педагоги милицию вызвали, составили акт.

Но не в этом же акте Светкина суть изложена. Есть и такие, например, факты – соседка по подъезду, вполне респектабельная и благополучная женщина, регулярно отпускала свою маленькую дочку к Свете в гости – с ее девчонками играть. Соседка и рассказала об этом – подошла и, решив, что мы уполномоченные и ответственные лица, стала возмущаться несправедливостью судебного решения: «За что у Светланы детей отняли? Ей помогать надо, а не наказывать!» Так говорили и другие соседи, которые Свету много лет знают.

А девчонки у нее какие! Ласковые, покладистые, отзывчивые. Никак Светка не подходит под новомодное определение «родитель, отрицательно влияющий на своих детей».

Пепел чужого пожара

Учителя в один голос говорят о том, что трудно дать однозначную оценку ситуации. В той школе, где три года училась старшая дочка Светланы, приноровились к проблемам и особенностям этой семьи, ни о каком лишении родительских прав и речи не заходило.

Там, куда в прошлом году перевели среднюю Светину девочку, хоть и началось все с конфликта, но потом за год отношения тоже более-менее выровнялись. Потому что невозможно не видеть, что непропащий она человек, Светка. Но бюрократический механизм был запущен, и бумажки потекли по инстанциям.

И когда суд вынес жесткое решение, все как будто опешили немного. Потому что небезнадежный случай-то. Далеко небезнадежный. Так почему же все-таки лишение? Интрига закрутилась прямо между заседаниями суда. На первом все складывалось как будто благополучно для Светланы – ей дали если не отличные, то вполне положительные характеристики, и никто не думал, что у нее отнимут детей. А через несколько дней ситуация вдруг изменилась до противоположной.

Дело в том, что Света с некоторых пор встречается со своим первым мужем. Живет он в Нижнем, и она периодически ездит к нему, отлучаясь из дома дня на два – на три. (Он, кстати, работая на заводе, и материально поддерживал девчонок.) Позволить себе свидания Света могла только в выходные, потому как в будние дни девочкам надо в школу – и они, обратите внимание, никогда не пропускали занятия. А между судами, как на грех, случились каникулы – мамки долго не было дома.

А после каникул заболела старшая дочь. И, как сказано в судебном решении, бабушка позвонила в школу –«девочку надо лечить, а матери нет дома». Педагоги приехали, вызвали скорую, ребенка госпитализировали.

Света говорит, что она к этому времени уже несколько дней как вернулась, водила дочь в поликлинику, ей поставили ОРЗ – просто бабушка об этом не знала. Конечно, Свете никто не поверил. А тут звонит мне один из тех прихожан, что пытаются Свету поддержать, и буквально кричит в трубку: «Женя, Светка говорит правду, я видел запись в медицинской карточке девочки –они действительно ходили на прием!»

Где же мать была во время визита учителей? В центре реабилитации, со средней девочкой. Только в суд работников центра не пригласили. Точно так же, как не стали интересоваться записями в амбулаторной карте. Кому это надо? Только Светке. А разве она юридическую грамоту разумеет? «Что ж ты в суде-то не защищалась?» –задаю ей бессмысленные вопросы. «Я не защищалась?! Я так орала, что они хотели конвой вызывать!»

Хотя, даже если б Света доказала, что она не бросала больного ребенка, суду, пожалуй, хватило бы тех случаев, когда она оставляла детей на бабушку в выходные. Бабушка здесь – как знак, как символ трагедии, которая произошла на Юганце в семье Александры Барам. Помните, там четверо ребятишек сгорели вместе со старушкой, которая за ними присматривала? Теперь, видимо, детей будут изымать изо всех семей, где с ними остаются бабушки. Как будто те сами по себе – легковоспламеняющийся материал.

Да, многие так реагируют: «Если бы у Барам детей отняли, они б сейчас живы были». Не обращая внимания на полное отсутствие логики, причинно-следственной связи. Пожар случился не потому, что Саша пьяная уснула с сигаретой. А возгорания из-за неисправности электрооборудования случаются вне зависимости от морального облика хозяев. И от детских игр со спичками – были случаи, загорались весьма фешенебельные квартиры, с той лишь разницей, что не в сельпо отлучилась мама за каким-то горьким хреном, а в собственный магазин. К тому же на суде по Саше Барам вовсе не шла речь о том, что она пьет. На всякий пожарный случай надо было лишить ее родительских прав?

Так или иначе, золой от того пепелища присыпало и Светкину историю. И скорей всего, это не последний ожог от того пожара.

Работайте, негры...

Для Светки было бы лучше, если б современной цивилизации с ее государственным устройством совсем не было. Как ни крути, а именно от него все ее беды. Родившись в определенное время, в определенном месте, живя в определенных условиях, она смиренно принимает все свои невзгоды. Как та лягушка – молотит лапками, чтоб не утонуть, помощи не просит и не отчаивается. Искренне не понимает, почему государство, которое пришло в ее дом с претензиями, имеет право на ее кровных деточек.

И претензии-то какие смешные – живи богато и красиво и не нервируй окружающих! Вот представьте себе Светкину историю, но с женщиной состоятельной. Пусть у нее нет ни образования, ни воспитания, но есть богатый спонсор. Безработная она? Нет – домохозяйка! К любовнику она уезжает от детей на пару дней? Это у нее пробный брак! Разве что дети не с бабушкой, а с дипломированной няней, и если эта няня пожар устроит, мамашку не обвинять будут, что она детей бросила, а жалеть. В общем, все претензии развеиваются, как дым, были бы деньги. В сухом остатке остается только нищета – она и есть главный пункт обвинения.

Один чиновник сказал про Светку: «Она сейчас должна доказать, что сможет исправиться». Как она может исправиться? «Должна работать!» Ладно, устроилась. На четыре тысячи – таким, как она (да и многим из нас), именно такую оплату труда сегодня предлагают. И советы еще дают в нагрузку: «Ты сейчас больно-то не трать, подкопи, чтоб было чем детей встретить». Это при шести тысячах прожиточного минимума.

Забавно, когда человек с доходом в сорок тысяч начинает рассуждать, как лучше прожить на четыре. Ему, наверное, кажется, что это почти та же самая сумма, – подумаешь, ноль туда-сюда. Он уверен, что сам на месте Светки сумел бы достойно выкрутиться, – ну, может, разве что осетровую икру на столе пришлось бы заменить на щучью и телевизор был бы скромнее – не во всю стену, а с метровой диагональю.

А я вот боюсь, что доработает Светка до конца месяца и сообразит, что ничего не дает ей трудоустройство, кроме физической нагрузки. Ведь это же рабство, когда тебя, шантажируя детьми, заставляют работать за копейки, которых хватит только на пустую похлебку из воды и крупы. И только патологически сытые считают, что голодные обязаны держаться за это рабство.

Если бы можно было рассуждать попросту, по-бабьи, то большинство педагогов и социальных работников повторили бы вслед за Светкиными соседками – помогать надо, а не наказывать. Но как? В какой-нибудь глухой деревне одинокую женщину, которая бестолковой птицей бьется о стенку безнадежных проблем, всем миром тянули бы – кто кринку сметаны подкинул бы, кто огород помог вспахать. А сейчас общественная помощь централизованная – попал ты в поле внимания государства как слабое звено, и заработали зубастые шестеренки: «Просим собрать компрометирующий материал для лишения родительских прав». Именно такой откровенный текст, слово в слово, содержится в бумаге, которую отдел опеки год назад направил в милицию по поводу Светки.

Когда человек становится частью государственной машины, он уже попросту, по-деревенски рассуждать не может – он должен действовать по шаблону, в котором нет места сантиментам. Это как два параллельных непересекающихся мира – страдающий люд и чиновники, которые ему «помогают». С таким же успехом они могли бы десантироваться с инспекциями, к примеру, в блокадный Ленинград – «почему не кормите детей досыта?».

Скажете – нельзя сравнивать? Очень даже можно. И там, и здесь – непреодолимые обстоятельства. Не Светка выдумала зарплату в 4 тысячи и прочие подробности современной жизни. Была бы у нее зарплата 25 тысяч (а это всего лишь четыре прожиточных минимума – на нее и на девок), можно было бы с нее спрашивать. А сейчас она – вполне блокадница. Среди людей – в блокаде равнодушия.

Лоскуток надежды

Прорвать эту блокаду сейчас пытаются наши прихожане. Первой доброй весточкой об этом прорыве стал голубенький платочек на голове у Светки – как ей подарили его тогда, после службы, так и носит теперь.

Свете наняли адвоката, установили стиральную машинку-автомат, делают ремонт. Но это все ерунда, потому что, если человек надорвется, страдая, пшиком обернутся любые материальные блага. Гораздо важней, что Светка к людям немножко прибилась. Как она смотрела на нас, прихожан, на молебне в строящемся соборе во время недавнего визита владыки! Небо, брызги святой воды, белый голубь, празднующий победу жизни над смертью в головокружительном полете, пасхальные восклицания – и Светкин голубой платок – как ниточка, к которой привязан воздушный шарик пока еще чужой радости, которая может принадлежать и ей тоже.

Держись, Светка! В жизни, как в том анекдоте, где пельмени в кастрюле говорят: «Мы должны держаться друг за друга, и тогда нас не съедят!»

Евгения Павлычева
serp2017.livejournal.com/96136.html