Мои родители

Наверное, долго бы я ещё не решилась во всеуслышание рассказать историю своих родителей, но прочитав пост Галчонок22 "Моя 1 дочка", пообещала ей написать её в дневнике. Может, она и не зайдёт сюда, зачем, у неё в жизни есть своя, очень похожая история, но обещание надо выполнить, засим...

Моя биологическая мама (далее Надежда, Надя) родила меня в 22 года. Не знаю, любила ли она моего биологического отца, но прожили они вместе довольно долго, передо мной у них уже был сынок, умерший увы, в 6 месяцев. Узнав, а может еще и не узнав, о своей беременности, Наденька приехала из одной из бывших союзных республик (кажется, Узбекистана) в Татарию, к своей тётке Полине. Во всяком случае именно её она попросила помочь ей сделать аборт. Тётке было 43 года, 20 лет назад из-за аборта на позднем сроке она сама стала бесплодной, потому племянницу всячески отговаривала, сказав между прочим: "Ну, если уж не нужен тебе ребёнок будет, мы с дядей Лёней заберём и воспитаем". На том и порешили. Мой био-папа, узнав, где находится любимая жена (без иронии, он действительно её любил без памяти), приехал к ней, устроился на работу, снял домик и зажили они припеваючи. Мой био-папа, Энвер, был спокойным, серьёзным, начитанным, хозяйственным. Всё это я слышала позже, только самые лучшие отзывы, Надиным тётке и дяде он очень нравился. Но видно, сердцу не прикажешь, не хотела она с ним жить. Ссорилась, уходила к тётке. В один прекрасный день от неё и увезли Надю в роддом. Так появилась я.

Энвер забрал Надю с ребёнком к себе, но вскоре появился у тётки с пищащим кульком на руках в поисках жены. Оставил меня у них и продолжал поиски. Надя появилась на второй день, нетрезвая. Пыталась кормить грудью, но тётка отобрала ребёнка и сказала, что от алкоголя только животик разболится. Короче, промаявшись так три месяца, две семьи собрались, поговорили и приняли решение. Надя и Энвер написали отказную, Полина и Леонид - заявление на удочерение. Оформили документы и я появилась второй раз, получив имя фамилию и отчество, которые ношу до сих пор.
Надя "на радостях" ударилась в очередной загул, Энвер с тоской и слезами уехал к себе на родину. Адрес его благополучно потеряли

Прошло три года. Однажды папа Леонид, вернувшись с работы, не увидел дома дочки. Спросил у жены, и та сказала, что приезжала Надя с новым мужем и умолила её отдать ей дочь. Она, дескать, теперь остепенилась, вышла замуж официально, у неё ещё одна дочка родилась, но вот Аннушку (меня то есть) никак не забуду, каюсь и всё такое. Полина развела руками: "А как я не отдам? Она - мать". Папа Лёня был тоже очень спокойным и выдержанным человеком. Я допускаю, что он даже ничего не высказал маме Поле. Он просто вышел из дома, сел в свой самосвал и уехал.

Я помню несколько картинок из этого события. Темный домик, запах овчинного тулупа, завернувшись в который я спала. Потом открылась дверь, включился свет и вошел мой папа. Слов я не помню, они уже стёрлись. Помню кабину машины, в которой мы ехали. И самое яркое воспоминание - ночь и большая труба с красными огоньками - ГРЭС.

Далее мы жили, как обычная семья, я любила своих родителей, не сомневалась, что они родные. И никто из окружающих и родственников НИКОГДА никаким намёком не возмутил моего спокойствия (честь и хвала им за это). Надя тоже бывала в гостях у нас со своим мужем и уже двумя дочками, но детская память не удержала момента "возвращения в лоно семьи" и я воспринимала её как тётю Надю, какую-то родственницу. Мама научила меня читать очень рано, в садике я была просто "звездой", иногда воспитательница давала мне книжку, сажала в группе и я читала вслух своим одногруппникам, а она могла чем-то позаниматься своим. В школу я пошла, едва мне исполнилось 6. Куклы, книжки, краски, не говоря уж об одежде - всего мне покупали вдоволь. На каждом празднике я выступала с каким-нибудь номером, чаще со стихами.

В 10 лет, любопытничая, я копалась в сумочке с документами и нашла там... свидетельство об удочерении. Я долго сидела, перечитывая, а потом уже просто рассматривая его. Потом, понимая, что поступаю неправильно, пошла в сарай, порвала бумагу в мелкие клочья и затоптала в грязь. И долго еще жила в страхе, что вдруг документа хватятся, не родители, а кто-нибудь повыше, и не найдя его, отберут меня у мамы и папы. Но присутствие этой бумаги в доме было для меня невыносимым. Я не хотела никакой связи с бросившей меня женщиной. Рассматривая её фото, я с сожалением отмечала наше поразительное внешнее сходство и начала ненавидеть себя, за то, что похожа на неё. Но родителям я не сказала ни слова.

Через год мы переехали в другой город, жизнь началась совсем другая и теперь уже трудно отделить, какие мысли и переживания были связаны с ощущением брошенности, а какие - обычными для подступающего переходного возраста. Еще через пару лет она приехала к нам в гости с новым мужем (третьим по счёту). И тут призналась мне, что она - моя мама, настоящая. Я ответила, что знаю, что видела документы на удочерение. Она сказала: "Прости меня. Я не могла поступить иначе", я повернулась и ушла.

Тем же летом, через пару месяцев, мы с мамой поехали в гости с ответным визитом - к её сестре (моей родной бабушке), ко всем, короче, они все там жили неподалёку. Там я встретилась со своими сёстрами и братьями, их было уже много - две дочки от второго мужа, два мальчика и самая младшая девочка - от третьего. И они все, ВСЕ знали, что я их сестра. За исключением самой маленькой, ей было около 8 месяцев и посему всё равно Я была в шоке. Мне казалось, она должна была скрывать это ещё более тщательно, чем мои родители. Мне казалось, она должна была стыдиться своего поступка. Но ничего этого не было. А братья и сёстры так были просто счастливы от моего приезда - сеструха же! Во мне уже тогда клубились самые противоречивые чувства. Мне было ужасно больно и обидно, что она только меня отдала в чужие руки, пусть и родственные, а весь остальной выводок, как бы ни было трудно, таскала всегда за собой. С другой стороны, глядя на неубранный дом, грязную одежду, обед, состоявший из воды и пряников для старших и прокисшего молока для малютки, я не хотела бы там оставаться и радовалась, что живу в городе, в чистой квартире (которую я сама и убирала, помогая маме) и город этот далеко от них. Пожалуй, с этого момента я и начала находить плюсы того, что когда-то родная мать от меня отказалась. Теперь я видела, ЧТО она могла мне дать. Но в глубине души эта рана так и осталась - сознание того, что все остальные для неё были и есть дороже, чем я.

Наступили 90-е. Я закончила школу, поступила в университет в другом городе, потом там же начала работать. Родители жили бедно, я тоже не жировала, потому к родне мы больше не ездили, только мама переписывалась со своей сестрой (моей бабушкой). В 2002 году умер мой папа. Летом 2003-го я решила съездить к бабушке. К тому времени сестра, следующая за мной, уже умерла, старший из братьев был в армии, но с бабушкой и Надей мы, конечно, встретились. И она уже не подходила ко мне с извинениями и вела себя так, словно я вообще не родня. Даже её муж пытался поддерживать "светскую беседу", расспрашивал о моих родителях, обо мне, а она лишь поздоровалась и отошла к бабушке с тёткой (её собственной сестрой). Позже я повидалась с сёстрами, и даже увезла с собой младшую (ей было 15) в гости, с прицелом присмотреться к ней и, возможно, помочь с дальнейшим образованием. На тот момент она не закончила даже 7 классов, но если бы я увидела, что девочке просто надо дать шанс на нормальную жизнь, я бы в лепёшку расшиблась, но помогла ей. Даже прорабатывала вопрос с попечительством. Но моим планам не суждено было сбыться. Сестра с удовольствием участвовала в наших посиделках с друзьями, даже завела романчик с пареньком с соседней стройки. За месяц, что провела у меня, не прочитала ни одной книжки из нескольких десятков, что я таскала за собой по съёмным квартирам ещё со студенческих лет, и на компьютере пользовалась лишь проигрывателем фильмов, из которых смотрела только "Скуби Ду". Поняв, что такую дремучесть преодолеть я не в силах, я отправила её домой.

Ах, да. Пока она жила у меня, умерла моя мама Полина. Мы ездили на похороны вместе, приезжали мои тётки, племянницы Полины, за исключением Нади. И однажды кто-то посторонний спросил у моей сестры, как умерла моя мама, и она, не моргнув глазом, ответила, что та была пьяная, упала и ударилась головой. Представьте моё бешенство! Да, мама не была святой и со смертью отца выпивала. Но сестра моя с ней даже не была знакома, никогда её не видела (та встреча, когда ей было несколько месяцев - не в счёт). Мама вырастила меня, болела душой, как за родную дочь, какой я, по сути, и была. Её любил мой отец, которого я просто боготворила. И эта... посмела о ней так отозваться!!! Только бедственное финансовое положение меня остановило. Ни у меня, ни у тёток не было денег, чтобы сию минуту отправить сестру к её родителям. Но этих слов я не простила до сих пор.

По соображениям, не относящимся к описываемому, я вернулась в опустевший родительский дом. Следующей зимой был юбилей бабушки, я ездила к ней. Короче, все принимали меня, как должно. Я снова заняла среди родни место старшей внучки своей бабушки. И только Надя по-прежнему избегала общаться со мной. Сначала я тоже держала дистанцию, особо не стремясь к её признанию. Но постепенно сердце моё то ли смягчилось, то ли истосковалось по материнской ласке и я уже ожидала, чтобы она подошла ко мне, сказала хоть что-то, как-то обозначила свою материнскую привязанность. И я бы не оттолкнула её, я бы приняла её и помогала бы так же, как в последние годы помогала своим родителям. В 2005 году в очередную из поездок я спросила у неё, почему она меня избегает. На что она ответила, что как-то кланяться, бегать за кем-то - не привыкла, а я вроде тоже не стремлюсь с ней общаться. Тут разговор наш прервали и увы, он уже не возобновился.

В эту же поездку я познакомилась с братом, вернувшимся из армии. Он показался мне человеком, несколько иным, чем остальные дети Нади. Показалось, что он стремится чего-то достичь в этой жизни. И я немедля предложила ему свою помощь, пригласила к себе в Нижнекамск. Он приехал, нашел работу. Жили мы поживали, но буквально через месяц после его переезда Надя умерла. Жестокосердие врачей, не принявших человека в больницу с острым приступом аппендицита из-за отсутствия полиса, лишило меня возможности что-то исправить в наших отношениях.
Я летела к ней пол-дня и всю ночь, на попутках, на такси, тащила брата, готового сдаться и ждать автобуса, а тем временем поспать. Нет, я не спала. Я не спала больше двух суток - в дороге, потом там, помогая в приготовлении похорон. Я сидела в свою очередь и читала над ней молитвенник. Я не плакала прилюдно, не хватала её за руки и не звала, как это картинно делала моя младшая сестра. Я выплакала слёзы за один раз, глубокой ночью, когда все спали и меня видела только бабушка. И тогда я сказала лежавшей в гробу: "Всю жизнь ты меня бросала. И теперь, когда я снова настигла тебя, ты спряталась так далеко, что мне тебя уже не достать".

Всю жизнь я стремлюсь не быть на неё похожей. Я не бросаю никого до последней возможности, я помогаю, невзирая на свои проблемы, стараюсь всех мирить или хотя бы самой ни с кем не ссориться. Мне это удаётся. Борюсь с комплексами, возникшими в результате её поступка. И я простила её, да, простила. Тогда, незадолго до её смерти. иначе не пыталась бы с ней говорить. Но всё закончилось иначе. Наверное, так и должно было быть.