Дерево жизни/Мой новый рассказ/В процессе/может кому-то будет интересно

Девочки, можно я вас так буду называть.
Я начала писать новый рассказ - на этот раз действие происходит в России
Буду рада всем читателям - мне очень важны ваши комментарии, советы, замечания.
Вы можете предлагать свои идеи
Пишу в свободное время, по этому новые главы будут выходить не так быстро, за ранее прошу меня извинить за это
Я его разместила в избе-читальне http://www.chitalnya.ru/work/776605/
если кто-то заинтересуется - могу высылать на почту

Первая глава
Начало медленного проникновения яда.


- Со-о-ха, Со-о-ха! Ты где? Соха! - молодой мужчина лет двадцати пяти вбежал на гору, там под единственным деревом на самой верхушке лежал другой, прикрыв лицо кепкой. – Соха, вот ты где. – Он упал рядом с ним на спину, положив руки под голову. - Я же-е-ню-ю-сь, - медленно растягивая гласные, прошептал он. – Женюсь, - поднял верх правую руку и взглянул на безымянный палец, как будто там уже было кольцо. - Я окольцовываю себя, понимаешь, прощай свобода. Я завязываю со всеми нашими делами, - он откинулся на спину. - Я ухожу. У меня будет самая настоящая семья: супруга, - мечтательно повел рукой в сторону, - и ребенок, - другая рука была отведена в другую сторону. - Семья. И знаешь, я хочу тебе сказать по секрету, - он лег на бок, повернувшись к нему. – Соха, - толкнул того в бок, снял кепку с лица. – Ты слышишь меня?
- Я тебя слышу, олух ты этакий, - Соха забрал у него кепку, потянувшись, сел и бросил свой взгляд на море, туда где садилось солнце, там оно казалось огромным шаром, который казалось, поглощал в себя оставшийся в этот момент весь свет, как будто бы звал его за собой. - Взял меня разбудил. Подумаешь – решил жениться. Велико дело задумал. Хочешь, - он посмотрел на друга, - я тоже женюсь. В один с тобой в день. Любую девчонку позову, она и согласится. Хотя зачем любую. Возьму и засватаю Ларку. Она ведь еще в девках ходит.
- Соха, все ты играешь, - он снова лег на спину, - а я серьезно. Лариска согласилась стать моей, слышишь, моей женой. Знаешь, я тебе сейчас открою тайну.
- Да ну. И что ты такого можешь мне сказать, о чем я не знаю? – Соха повернул к нему лицо, взглянув ему в глаза. И что странно у него были такие холодные глаза, серые с рыжими крапинками. Казалось, что его взгляд проникает в самую душу, сжимая сердце в своих тисках, и не отпуская ни на секунду держа его и играя с ним. Но Проха давно перестал обращать на это внимание. Он привык вот к такому его взгляду.
- Я стану отцом. Представляешь? Я буду отцом.
Соха приподнялся и сел. Посмотрев на друга, сорвал травинку и прикусил ее, как будто бы держал сигарету.
- Нехитрое это дело. Сделать ребенка, - выплюнув травинку, спросил. – Дружкой то кто будет?
- Что за вопрос – конечно ты. Кого же я еще могу попросить. Вот и решился бабий спор о том, кто станет Ларискиным мужем. Представь, буду водить своего ребенка на море и показывать ему закат и встречать рассвет. Здорово это все и необычно.
- Ну бабам же не о чем больше посплетничать. А что хорошего в орущем младенце, который все время гадит в пеленки? Не, - он сплюнул на землю, - это не для меня.
- Но так и ты таким же был когда-то. А че ты так реагируешь, словно и не удивлен?
- Я видел Вас на берегу, на сеновале. Знаю, что ты бегал к Ларке на свиданки, и что залазил к ней в окно по ночам. Этого и следовало ожидать. Хм-м, ребенок. Нашел, чем удивить.
- Ты всегда такой? – впервые за все время, что они знали друг друга Проха, взглянул на друга из под бровей. - Мне порой кажется, что ты знаешь, что завтра должно произойти. Как будто ты царь бог.
- Да брось ты, Прошка, - Соха ударил друга по коленки. – Гулянка будет. Закатим пир на весь мир. Позовем всех. Весело отметим вашу свадьбу. Где жить-то будете?
- Лара хочет уехать от сюда. Говорит, что хочет начать жить самостоятельно, подальше от родных мест. А по мне – так лучше здесь. Мореходку окончил. Пошел бы на корабль.
- А она права – мир надо посмотреть – себя показать, - Соха закурил.
- Матвей, - Прохор тоже сел и взглянул другу в глаза. – Ты же совсем не напоминаешь лося. Почему Сохатый. Скорее наоборот, что-то другое, что быстрое хваткое, ну необъяснимое.
- А что это ты только сейчас задал этот вопрос, а не десять лет раньше, когда приклеилась эта кличка ко мне?
- Да все думал шутки ради, для понта.
- Для понта? Пусть будет так. Ну что – пойдем, отметим это дело. Свадьба. Лиха беда начало.
И друзья, один из них высокий и худощавый, с темно-русой шевелюрой, стриженный ежиком с карими глазами и второй, стриженный под ноль, с черными бровями и глазами серого цвета, коренастый. Двое таких разных, что объединило их в свое время? Пожалуй, никто не мог этого сказать. Но в то время, когда они познакомились, мальчишки в запой читали Дюма, о похождениях мушкетеров, о доблестных поступках короля Артура. Хотелось дружбы честной, открытой, по настоящему мужской и верной. Такой, о которой бы ходили легенды. И это у них скорее всего получилось. Потому что вот уже десять лет они были вместе. Только у одного были ценности и желания, второй лишь только жаждал обладать всем, чего не имел, но вскоре становился обладателем этого всего.
Они спускались с горы, внизу раскинулось небольшое селение. Был маленький док, школа, магазины, жилые дома, дом культуры, где происходили церемонии бракосочетания. Парк, в котором они гуляли и встречались с девчонками. Эта гора, по которой они шли вниз, имела семь холмов – верхушек, и получалось так, что спускаясь с одной, ты не видел, что ждет тебя за следующей, они были невысокими, но в то же время хранили свои секреты и тайны. Тропинка была узкой, но позволяла идти вдвоем, в принципе можно было пройтись и не по тропинке, на вершине не было высокой травы и кустарников, только небольшая растительность, невысокая трава. Только шли они по ней, не желая с нее сходить, им в жизни не раз приходилось это делать, а сейчас нет, хотя бы в этом маленьком, ничего не значащем поступке, проявлялись принципы Сохи, которым он был верен и стоек. Матвей порой казался чем-то непонятным, задумчивым и загадочным. И в то же время был цельной фигурой. Он не совершал никаких лишних движений, не говорил лишних слов. Порой его молчание тяготило Прохора, но и стального взгляда было трудно выдержать из под бровей. Взгляда, прожигавшего на сквозь, читавшего мысли и обнажавшего все чувства. Спустившись со второго хребта, на пути им встретилась цыганка. Они остановились, так как тропинка была узкой, и уступать никто не хотел. Во-первых, это было не в правилах Сохи, а во-вторых, она как-то странно на них смотрела. Соха молчал, только смотрел, не отрываясь в глаза этой цыганки, а Прохор окинул цыганку взглядом снизу вверх, ничего не укрылось от него, ни то, что цыганка была боса, что на длинной цветастой юбке видны пятна травы, на которую она наверное присела, или стояла на коленях. Рубашка с длинными рукавами под цвет юбки и тоже цветастая, яркая. Она молча перевела взгляд с Матвея на Прохора, но не задержалась на нем, а также как и он дерзко окинула его своим взором с ног до головы, вернулась к глазам Сохи и заговорила тихим голосом.
- Вижу листья, они слетают с деревьев, ветер разносит их, и снова новые появляются вновь. Вас двое, но и их будет двое. Зов крови призовет, и никто не в силах будет помешать, - она прикрыла глаза, и одинокая слеза сбежала по ее щеке. И что странно, никто из них не смел шевельнуться, они стояли и ждали продолжения. И Соха, который никогда ни во что не верил, молча ждал, что она скажет. – Вы играете жизнями, делаете ставки, но вы уже проигрываете, - она обошла их, а они как завороженные повернулись и смотрели на ее спину. - Не так расставили фигуры на доске длиною в жизнь, - говорила цыганка и удалялась, - но такова ваша карта жизни. Вы расстанетесь, но встретитесь вновь, меняя фигуры и делая ставки. Даже ваш прах не сможет помешать им двоим, - это она уже сказала тихо, совсем тихо, так, что они уже не услышали последние слова. Вдруг она повернулась к ним и взмахнула правой рукой. – А сейчас вы все забудете, что я вам сказала, потому что не в силах я что-либо изменить. Вы уже выбрали свои дороги, разные, но с перекрестками, где будут пересекаться ваши судьбы, хотите вы этого или нет. Нет жалости в сердце. Совсем ничего нет, - потом, взглянув на дерево, она покачала головой. Огромный дуб, с роскошной кроной, ставший невольным свидетелем и участником.
Разошлись они, каждый пошел своей дорогою, цыганка в гору, лишь на мгновение остановилась около дуба, прикоснулась к нему рукой, словно сочувствуя, и вновь пошла свой дорогой, а двое ребят поспешили вниз. Ни разу они не заговорили о цыганке, да и понимали ли они, что сейчас произошло…

Прохор подошел к окну в своей комнате. Весь его нехилый скарб лежал в небольшом чемодане, что стоял у железной кровати. Рядом стояла спортивная сумка – подарок Сохи. Нет не Сохи, я Матвея, потому что они решили забыть свои клички. Что в ней? Прохор знал, но открывать здесь не решался, он уже видел это все, когда они воровали в соседних городах, а порой и в далеких. В основном это были ювелирные магазины и ломбарды. Любили они особенно ломбарды, так как попадались очень ценные вещи. Ни разу они не воспользовались тем, что было украдено, потом, когда наступит время, но не сейчас. Пользоваться всем этим здесь нельзя было. Но когда-нибудь это все можно будет пустить в дело. И что странно все их дела проходили без сучка и задоринки. Ни разу они не были пойманы, как будто сам Господь бог благоволил им, поощряя и наставляя. Все кончено. Назад дороги нет. Он уезжает из этого городка, забирая свою часть, но не это его волновало, а то, сможет ли он начать свою жизнь. Прохор стоял и курил. Он не сказал своему другу, что сменил имя и взял фамилию Лариски. Другая жизнь, другие правила. Там нет места прошлым делам. Есть только новые начинания. Вот его новый паспорт. Да и кольцо на безымянном пальце приятно тяготило руку, но и жгло. Оставляя след в его душе и вечную память о былом, о том, что заставило его сделать так.
- Проша, - в комнату вошла рыжеволосая девушка с огромными голубыми глазами, она была такой тоненькой, казалось, что сейчас переломится. – Нам пора, - она подошла к нему, но прикоснуться не решалась.
- Да, конечно, пойдем, только ты это, того, не забудь, что в поезде тебе надо называть меня по другому.
Прохор не повернулся, он сделал последнюю затяжку, выкинул окурок за окно, наблюдая, как он попадает на сухую траву, и что она начинает дымиться.
- Вот теперь пойдем, - он повернулся, взглянул на Ларису, которая отшатнулась от него, так как стояла очень близко к нему, - мы уезжаем. Потерпи немного, Матвей прейдет нас провожать.
- Зачем? – она испуганно подняла руку к животу, защищая нерожденное дитя. – Ты его просил?
- Нет, - он наклонился и поднял сумку, повесил ее на плечо, поднял чемодан, другую, свободную от ноши, протянул молодой женщине, - пойдем, нам пора.
Она смотрела на протянутую руку и не решалась ее взять. Прохор, видя это, усмехнулся, сам взял ее за руку, почувствовав, как она вздрогнула от этого простого прикосновения. Она вышли из комнаты, на пороге Прохор еще раз взглянул в окно и, увидев, поднимавшийся дым, решительно пошел из дома. Он закрыл калитку и направился по дороге, в одной держа чемодан, в другой – руку своей молодой жены. Позади их разгоралось пламя, рожденное из одной маленькой искорки, вызванное брошенным на землю окурком, поглощая предоставленное ему пространство маленького домика с покошенной крышей.
На вокзале их встретил Матвей. Он был в темной рубахе, кепке, надвинутой на самые глаза, с сигаретой в зубах. Увидев их, на его лице появилась ухмылка, он поднял кепку повыше, освобождая свой взор от ненужных помех. Осмотрев молодых с ног до головы, выплюнув сигарету, протянул руку Прохору.
- Я думал, вы задержитесь еще. Что мне придется вытаскивать вас из постели. Лара, - он приподнял кепку. – Как тебе твой муженек? Удовлетворил молодую кобылку?
- Не хами, - Прохор крепче сжал руку своей жены. Посмотрев ему в глаза, сказал. – Я устрою жену и выйду.
- Да ладно, я что вам чужой? Пошли, - с его лица исчезла эта ухмылка, глаза ничего не выражали.
Они зашли в вагон, Прохор положил чемодан и сумку под нижнее сиденье. Лариса села к окну, Прохор присел рядом, а Матвей, постоял в проходе, наблюдая, как они размешаются, потом зашел в купе, и сел напротив Прохора. На Ларису он совсем не обращал внимания, как будто ее не было здесь. Он снял кепку и взглянул в глаза другу, который тоже молча встретил его взгляд. И за эти минуты, что они сидели и смотрели друг другу в глаза, проходила их жизнь, вот они познакомились, вот Прошка, тощий как всегда, свалился с дерева, а Матвей, на худом мерине проезжал мимо, остановился. Сколько тогда им было – десять или одиннадцать. Вот они первый раз пошли на дело. А это знакомство с соседкой девчонкой, что тихо сидела на скамейке и читала, а они тогда гнались за дворовым псом и свалились перед ней, ободрав коленки, а она потом мазала им их зеленкой. А вот в следующий раз Матвей получил удар ножом в плечо. И Прохор зашивал сам, заливая рану водкой. А вот они у подножия горы пожимают руки и расходятся в разные стороны по домам. И вот сейчас, они сидят в этом вагоне и смотрят друг другу в глаза, не говоря друг другу ни слова.
- Провожающим выйти из вагона, до отправки поезда осталось три минуты, - раздался бойкий голос проводницы.
Прохор первым оторвал свой взор. Опустил глаза, протянул руку. Матвей поднялся, надел кепку, опустив ее на самые глаза, крепко пожал руку и вдруг обнял.
- Я не спрашиваю куда, только не заводи друзей. Береги спину. Время не спокойное. Выжди время, - тихо еле слышно говорил он, сжимая друга в крепких объятьях. – И еще, всегда держи голову в холоде, холодная голова – трезвые поступки. Прощай, мой друг, и – Матвей вышел, не взглянув на Ларису и Прохора.
- Ну вот и все, - Прохор повернулся к Ларисе, а она смотрела в окно, наблюдая, как Матвей удаляется, как теряется за спинами прохожих. – Вот мы и в новой жизни, - он закрыл дверь купе.
- Что нас там ждет? – Лариса смотрела на своего мужа широко открытыми глазами. – Куда мы едем? Ты мне даже не сказал.
- Не сказал, чтобы никто не знал, - он держал в руках билеты и паспорта.
Поезд тронулся, колыхнулись шторки.
- Постели мне постель, - попросил Прохор, - я принесу горячую воду. Выпьешь чай, легче станет. Тошнить не будет.
- Да я сейчас, - Лариса встала, она была очень бледна, и еще не до конца верила, что все позади, но еще больше ее беспокоило то, что ждет ее впереди. Она постелила белье, что принесла проводница. И присела на краешек сиденья, когда в купе зашел Прохор, она встала. – Ложись, я постелила.
- Пей, - он поставил стакан на столик, снял башмаки и забрался на вторую полку. – Если что, разбуди.
Лариса взяла двумя руками стакан, ей не хотелось пить, но еще больше она боялась отказаться или сделать что-нибудь не так.
- Проша, а Проша, скажи, куда мы едем?
Он свесился со второй полки, посмотрел в ее испуганные глаза.
- Павел, меня зовут Павел. Туда, где есть море. Хочу слышать музыку волн, их убаюкивающее тепло, чувствовать их объятья. Да поставь ты стакан, если не хочешь пить, то не пей. Я тебя не узнаю. Что с тобой? Забудь ты все. Выкини из головы. Мы сюда больше не вернемся.
Лариса поставила стакан, немного разлив на столик. Посмотрев на спину мужа, она дрожащей рукой взяла салфетку и вытерла столешницу. За окном мелькали деревья, дома, люди, постепенно темнело. Темнело также и в ее душе, наполненной страхом и болью, и ожиданием неизвестного. Больше всего она боялась в жизни ждать неизвестного. Вот как сейчас. Что там за окном? Что ждет их в конце их пути, когда они сойдут с поезда. Она не знала тогда, что это только начало. Добирались до города Скалистый. Такое странное название. Прохор, вернее Павел сказал это название города, через две недели пути. Они меняли поезда, ехали сначала в одну сторону, потом в другую, петляя, словно зайцы, спасаясь от погони. Лариса молчала, она понимала, что так нужно, что Матвей может дотянуться до них, если ему это нужно. Она понимала, и в то же время боялась что-либо сделать не так. Потому что оказывается она совсем не знала ни Матвея, ни Прохора. Что за жизнь они вели, и какое прошлое их объединяло. Перед ней был совсем чужой и замкнутый человек, он не хотел с ней говорить, но и она боялась заговорить с ним. Так и существовали они рядом друг с другом. Боясь и цепляясь. За время пути, а ехали они месяц, Лариса похудела и осунулась. Павел старался всегда накормить ее получше, даже доставал фрукты, но это не помогало.
Устроились они в общежитии, Павел сразу пошел в порт. И его взяли в тот же день, дали отдельную комнату с отдельной кухней. Теперь Лариса видела его редко. Утром, когда он уходил на работу, а вечером она уже спала, когда он приходил. Шли дни, проходили недели, ничего не напоминала о прошлом, там, где ее муж и его друг совершали преступления, грабили. Убивали ли они? Лариска не могла знать, да и не хотела. Ей хотелось верить, что на их счету не было этого страшного греха...



- Мне нужно это вам сказать, но ваша жена умерла, - врач посмотрел на Павла-Прохора. – Она все время звала Прохора и Матвея. Она, вернее тело вашей жены находится в морге.
- Ясно, - Прохор мрачно взглянул на врача и хотел выйти, но врач его остановил.
- А почему вы не спрашиваете - кто родился? Вы не хотели этого ребенка?
- Ребенок? – Прохор остановился, как громом пораженный. – Ребенок выжил?
- Да, девочка родилась на удивление очень крепенькой и здоровой, несмотря на состояние матери.
- Девочка? Родилась девочка? Вы уверены это не мальчик?
- Мальчик? Нет конечно – это девочка и у нее большие голубые глаза, пройдем те в детское отделение, вы посмотрите на свою дочь.
- Дочь, - тихо прошептал Прохор.
- Вот сюда, Павел Иванович, идемте за мной. Сейчас наденете халат, и вы познакомитесь со своей дочерью.
- Ах, да, конечно, - Прохор автоматически всунул руки в рукава, надел бахилы. Дальше они шли по белым больничным коридорам, почему-то никто им не встретился.
Словно во сне Прохор взглянул на двухмесячного ребенка, лежащего в колыбели. Она спала. Темные бровки и темные реснички и пухлые щечки – вот, что сразу бросилось в глаза. Он стоял и смотрел, не видя и не слыша ничего вокруг, он не заметил, как ушел врач, и пришла медсестра, она осторожно зашла в палату и тихо присела на стульчик у окна. На улице дул пронизывающий ветер, а здесь в комнате слышны были только его стоны и завывания. Медсестра поежилась. Это была женщина тридцати пяти лет или чуть старше. Она с сочувствием смотрела на молодого мужчину, погруженного в созерцание своего ребенка, который знакомился со своей дочерью.
- Вы знаете, мы ее назвали Дашей. Как дар, - тихо сказала она.
Прохор слышал, что сказала эта женщина, но никак не прореагировал на эти слова. Только в голове вертелись мысли – эта девочка и зовут ее Дашей, это все, что осталось от Ларисы. Лариса. Что видела она в своей жизни? Он не успел показать ей мир, страны. Не успел подарить радость в жизни. И что скажите теперь делать ему с этим ребенком? Как быть? И именно в этот момент девочка открыла глаза, свои огромные голубые глаза, и Прохор понял, что утонул, что погрузился с головой в эту синеву, бездну. Они были таки же бездонные, как и его любимое море и океан, что так успокаивало его душу.
- Девочка моя, - ласково с нотками хрипотцы проговорил Прохор. – Ну здравствуй, сокровище ты мое.
Он наклонил голову в бок, наблюдая, как ребенок с интересом смотрит за его действиями.
- Когда я могу ее забрать?
- Кого? – спросила медсестра.
- Мое солнышко, - сказал Прохор и понял, что в этот миг он пал к ногам этого ребенка, этой девочки, его дочери, что она пленила его сердце.
- Дашу, - с испугом спросила женщина.
- Вы так ее назвали. Мою Дашеньку.
- Вообще-то в любое время, но я думаю, что вам нужно все подготовить для того, чтобы забрать ребенка.
- Да вы правы. Я завтра заберу ребенка, - он, не отрываясь, смотрел на ребенка.
- Завтра? А вы успеете все купить?
- Думаю, что вас это не должно волновать, но поверьте мне, что завтра у меня будет все, что необходимо для ребенка. Я достану это из-под земли, если это будет необходимо.
- Я вас понимаю, но в магазинах ничего нет.
Прохор впервые посмотрел на женщину, она стояла у окна и мяла в руках полу халата. Он видел в ее глазах боль и тоску.
- Вы не замужем, - скорее уточнил, чем спросил Прохор.
- Нет.
- Тогда я думаю, что вы сможете помогать мне, присматривать за ребенком. Сейчас, я думаю, что вам стоит составить список того, что мне необходимо достать. И прошу - напишите все, не забудьте ничего. Я буду на берегу всего неделю. И хочу, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась. У нее будет все, если надо будет, я звезду с неба достану, - он пощекотал кончиком пальца по щечке ребенка. – До свидания, радость моя. Папа скоро вернется за тобой, и ты поедешь домой.
Он вышел из больницы. Ему предстояло решить много вопросов и первый был достать все необходимое для ребенка. Даши. Его дочери. Дашенька. Он поднял лицо к небу. Ветер кружил снежинки над ним. Тот, кто был наверху, там на небе, бросал ему снежинки в лицо.
- Лариса, спасибо тебе за прекрасный сюрприз, - улыбнулся Прохор. Он впервые за много дней и ночей почувствовал себя спокойно…

вторая глава
Зыбкая надежда?

Ветер кружил опавшие листья. Моросил мелкий дождь. Вечерело. Прохожие спешили домой, горбясь, пытаясь укрыться от мелких капель, стараясь не обращать ни на кого внимания. Кто-то переступал через лужи, кто-то их обходил. Иногда, когда сталкивались зонтами, приходилось приподнимать его и буркать одно короткое слово: «Извините», либо «Простите». И вновь, спрятавшись под зонт, прохожие погружались в свои мысли, заботы, думая о незаконченных делах, или о тех, которые им предстоит еще сегодня сделать. Из всей этой серой массы выделялась одна девушка. Она шла прямо по лужам, не обращая внимания на промокшие ноги. В ее широко раскрытых глазах поселилась пустота. Такая огромная, что становилось жутко. Если бы кто-нибудь обратил на нее внимание. Но никому не было до нее дела. Все были заняты только собой.
Степа шла наугад. Это так страшно, остаться одной в этом огромном, ставшем для нее чужом мире. Еще вчера она ждала утра, смотрела, как восходит солнце. Пусть и не такая радостная у нее была жизнь, однако Степа находила что-то, что позволяло ей жить и верить. Отец исчез в неизвестном направлении, она почти не помнила его. Мать находилась в постоянных запоях, изредка, когда была трезвой, то даже иногда жалела ее, но это было так редко, что Степа считала это сном, ее фантазией. Ее сосед по лестничной площадке Виктор, еще совсем мальчишка, искал у нее утешение, поддержку. Его отец пил беспробудно. Его пьяный мат можно было услышать в любое время суток. Он мог погнать сына за пачкой сигарет посреди ночи, а тот и не знал, что ему делать, куда идти. Ей было жаль Витьку. Частенько она забирала его к себе и позволяла ему отсидеться час другой, пока отец не проспится. А порой и вообще он ночевал у них. Так вдвоем они поддерживали друг друга. Сегодня же ей было не на кого опереться. Что мог понять мальчишка десяти лет? Он даже и не знал, что такое любовь. Любовь. Она мечтала о ней, как каждая девчонка, впервые осознавшая, что ей нравится противоположной пол. Ждала, когда она придет в ее жизнь. И вот это случилось. Вадим обратил на нее внимание. Он был старше ее всего на два года, но заговорил с ней, самой скромной, тихоней. Степа с замиранием сердца слушала все, что он ей говорил. Она даже и не думала отказать ему, когда он предложил заняться любовью. Любовь. Это же было настоящее чувство. Но как оказалось – только с ее стороны. Ее наивность, ее желание любить, сыграли с ней злую шутку – она поверила ему. Он же хотел просто потренироваться, набраться опыта. Так он ей сказал, и ее мир рухнул. Вадим оставил ее. Он сказал, что все кончено. Что она могла ожидать от жизни? Кому она была нужна? Ей всего шестнадцать лет, она даже не закончила школу.
Степа вышла на окраину и побрела к морю. Осень так старательно укутывала все в свои объятия. Преобразила все деревья, давая им новые краски. Ветер же срывал с них эту ярко оранжевую одежду, оставляя ветви голыми, обнаженными, напоминая, что уже завтра наступит зима. Степа остановилась на берегу и посмотрела на бушующее внизу море. Волны то отступали, оголяя острые камни там внизу, в темной пустоте. Можно сделать шаг, и все ее проблемы будут решены…

Матвей посмотрел на девчонку. Его кепка была надвинута на самые глаза, словно он прятал их, не давая никому заглянуть в свою душу. Ведь не зря говорят, что глаза – зеркало души. Серые, цвета расплавленного олова, они впились в нее, оценивая, взвешивая все за и против. Он выделил ее из всей толпы и молча шел за ней следом. Ему было просто интересно, что она задумала. Он даже не удивился, когда обнаружил ее на краю утеса. Море, так любимое Прошкой. Проха. Матвей стиснул зубы. Сколько городов он объехал в их поиске, но нигде не мог обнаружить их следов. Они как сквозь землю провалились. Почему он так спокойно отпустил их? Он до сих пор не мог понять. Не мог простить, что она выбрала его. Неужели нельзя было и дальше жить так, как было у них? Пусть это покажется кому-то странным – но Лариска была их общей девушкой. Он привык, что она помогала им зализывать раны. Она дарила надежду на то, что все будет хорошо. Один раз он поступил правильно, но это обернулось для него кошмаром. Думал так будет хорошо, когда отпускал их, но с их отъездом, он понял, что потерял. Они были его семьей. Оставшись в одиночестве, он проклял их обоих. Проклял за то, что это сделало его слабым. За то, что потеряв их, он стал их искать. Он достал папиросу и попытался закурить, но порыв ветра потушил спичку, дождь лил как из ведра. Он выплюнул ее и наступил на нее. Злость на бывших друзей, лишила его покоя.
- Чего ты ждешь? – наконец спросил он, испугав ее.
Степа, вздрогнула, встрепенулась, словно воробышек, повернулась к нему.
- Ты же не прыгнешь, - он приподнял плечи, пряча шею, пытаясь согреться. – Нет, конечно, если я сейчас скажу тебе – что слабо, ты это сделаешь, чтобы доказать мне, - он приподнял свою кепку, словно понимал, что перед ней ему не было никакого смысла играть какие-то роли, и чуть подался вперед, - а я ведь тебе никто, - последнее слово он растянул, словно ударил. Степа сглотнула. Слова могут, так больно ранить. А этот человек хорошо об этом знал.
Ему хватило всего минуту, чтобы понять, что эта девчонка способна на многое. Внутри нее был стержень. Сила. Хотела доказать, что может, что сумеет остаться на поверхности, когда все тянет ее ко дну. Она хотела жить.
- Что ты хочешь? – спросила Степа, стуча зубами. Ее начало трясти. Только сейчас она поняла, что безумно замерзла. Ветер проникал под тонкое пальтишко, уже намокшее и совершенно не греющее, а наоборот, забирающее ту немногую теплоту, которое еще хранило ее худенькое тело.
- Смотря, что ты можешь дать, - его губы вытянулись в тонкую черту.
Степа взвешивала его слова всего минуту, смотря на него, не пугаясь его серых глаз. Она была одинока, как и он. Одиночество. Такое слово, но сколько в нем всего заключено. Нет надежды, нет веры, оно крадет все желания, позволяя темноте проникнуть в душу, опустошая, лишая возможностей.
- Смотря, что ты хочешь, - парировала Степа. Почему она должна его бояться. Он ей никто. Такой же прохожий, как и многие, которым нет никакого дела до них обоих.
Полуулыбка появилась на его губах. Она явно начинала ему нравиться. Умел он выбирать людей. А эта ему пригодиться. Прошка оставил его, Матвей прищурил глаза, вспомнив о нем. Желваки заходили на его скулах. Руки сжались в кулаки. Они оба предали его. Уехав, оставив, скрыв свой след, заставив почувствовать себя ненужным, забытым. Но с этим все покончено. У него новая жизнь, он сам себе хозяин.
- Пока не знаю, - Матвей шагнул к ней и рванул ее пальтишко, он уже знал, что увидит, но хотел удостовериться. Пуговицы посыпались в разные стороны. Степка даже не попыталась защитить себя или прикрыться, ее руки были опущены вдоль тела. – Уже дала, - усмехнулся он, смотря на ее округлившийся живот.
- Какая-то проблема в этом? – спросила Степа. – Насмотрелся? – она стянула полы пальто. – Мне холодно.
Матвей хмыкнул. Девчонка не промах. Совершила ошибку, поверила какому-то обормоту. Она думала о самоубийстве, но нет, у нее еще вся жизнь впереди.
- Проблема у тебя, дорогуша.
- Я тебе не дорогуша. Я тебе никто, - она вернула ему его слова.
- И откуда ты такая взялась? Маманька не потеряет? Батянька где? Не присмотрели они.
- Я одна.
- Что и семьи нет?
- Больше нет?
- Искать не будут?
- Не кому.
Матвей кивнул, повернулся и пошел. Степка думала всего лишь мгновение. Она понимала, что без него пропадет. Вадим был старше ее на два года. Этот же человек казался ей достаточно взрослым. Уже потом она узнала, что ему всего двадцать пять лет. Странно, но у него уже была седина в волосах. И его глаза. Она видела в них пустоту. Они оба были страшно одиноки. Потеряны. Их жизнь разделилась на до и после. Он сам позволил ей сделать выбор. Матвей, который всегда указывал, как кому поступать – позволил ей право выбора. Почему? Степа никогда не могла ответить на этот вопрос. Даже спустя годы, может быть потому, что знал, что она решит? И она выбрала аборт, понимая, что в ее жизни, которая у нее была и которая будет, ребенку просто нет места. Она искусала все губы в кровь, когда он привез ее к тому врачу, в какой-то подвал. Это решение навсегда изменило ее жизнь. Вадим. Его ребенок. Странно, но она его еще любила. Почему так? Почему нельзя вырвать его из сердца. Как же дико больно вырезать его частичку из себя. Аборты были официально запрещены. Он заплатил за нее. Он дал ей кров. Дал возможность жить. Жить так, как она и не предполагала…
- Ну что? Пришла в себя? – Матвей склонился над ней.
Степа пошевелилась и застонала.
- Что? Что произошло? – девушка осмотрелась. Она находилась в незнакомой комнате. Бурые обои. Скудная мебель. Это не то помещение, куда он привез ее, чтобы ей сделали аборт. Она хотела сесть, но он не позволил ей.
- Не надо. Хуже будет. Ты будешь жить, - он сказал это так, словно приказывал ей.
- Жить? – она была удивлена. – Это же была простая операция.
Она с трудом села и поджала под себя колени. Он запретил ей, но она не стала его слушать.
- Дура ты, кровотечение начнется, не спасут тебя тогда. И так, вытащили с того света.
Степа смотрела в одну точку и не могла поверить. Оказывается, уже прошел месяц. Месяц она была на грани между жизнью и смертью. Целый месяц он боролся за ее жизнь. Кто он? Почему судьба свела их? Они оба слишком разные. Он говорил ей о том, что она лишилась не только ребенка, но и возможности иметь их. Какая ирония, она убила частичку своего любимого, и была за это наказана. Теперь ей с этим жить всю жизнь.
- Странные вы бабы. Подавай вам любовь, - Матвей сел на табуретку. – И что теперь от твоей любви? А ты до сих пор его любишь, - он покачал головой. – Твой Вадим ухлестывает за дочкой начальника порта. Не чета ты ему. Вот удивится, когда придет сюда, а здесь ты.
- Где мы? – Степа не хотела говорить о Вадиме. Она хранила воспоминание о нем в своем сердце. Любила, хоть и понимала, что нет смысла в этой любви, но как сделать так, чтобы не думать?
- Недалеко от города. Здесь база отдыха. Начальник я теперь здесь. Моя это база.
Степа приняла это, как факт. Ей было все равно, каким образом ему это удалось.
- Молчишь? Странная ты, но сильная. Не видел я еще такую, чтобы так хваталась за жизнь. А жизни-то этой у тебя и не было, и нет, - он затянулся, совсем другая. Не как Лариска. Та была хилая, слабая. Но почему та слабая, так тревожила его душу?
- Хватит читать мне нотации, ты не мой папочка.
- Которого у тебя не было, - он курил свой беломор, крепкие и вонючие папиросы.
Степа даже не повела носом, хотя ей претил запах табака.
- Ты ведь тоже любил?
Он поднял на нее свои странные глаза. Пустые, ничего не выражающие.
- Нет, ошибаешься. Любовь не для меня. Это ты веришь в любовь. Ты даже пошла у нее на поводу. За что и поплатилась. Забыла?
- Я знаю, что виновата сама. Но была в твоей жизни та, кто тронул твое сердце.
- У меня его нет, - Матвей встал. – Как и души. Мне все равно, - сказал он. И самое страшное, что это было правдой.
Степка поправила прядь волос. Ее каштановые волосы так здорово оттеняли ее зеленые глаза, которые казались на ее исхудавшем лице еще больше.
- А ты рыжая, - заметил он, словно увидел ее впервые.
- Что ты будешь делать? – спросила она его.
Матвей поморщился от ее вопроса. Ну что за неугомонная девчонка.
- Ты будешь делать. Я буду здесь отдыхать.
Степа не понимала.
- Теперь это твое царство. Твой мир. База находится недалеко от города. Прекрасное место для отдыха и расслабления. Многие захотят приехать и отдохнуть после рабочего дня, а может быть и вместо него.
- Ты хочешь организовать здесь бордель? – наконец-то Степка поняла.
- Не я. Ты его организуешь. Дом отдыха Стефании. Это будет увлекательное дело.
Степа поразилась, с какой уверенностью он это произнес. Еще вчера она ходила в школу. Еще вчера ее сосед кричал матом, еще вчера она утешала Витьку. А потом появился Вадим. И наступил день, когда скрывать беременность уже было нельзя. В школе бы разразился страшный скандал, узнай о ее положении. Еще вчера она была наивной девчонкой. А сегодня Матвей предлагал ей стать матроной. Держать бордель. Ублажать чиновников. Вчерашняя девчонка, бывшая школьница, внезапно ставшая взрослой женщиной. Или она уже была ею?
- Ты против?
- Да нет, - Степа встала. Она бросала вызов самой судьбе. Не случайно они с ним встретились. Где бы она сейчас была без него? Что бы с ней было? Вдвоем с матерью они жили почти что впроголодь. Она старалась поддерживать чистоту в доме, насколько это было возможно. Здесь же была еда. Тишина. В ее распоряжении был целый штат сотрудников. Нет, не простых рабочих. А таких, у которых было темное прошлое. Степа надела халат и осмотрелась. – Надо многое изменить, чтобы здесь было комфортно и уютно.
Матвей хмыкнул и сделал затяжку. Достав из кармана пиджака паспорт, кинул его на кровать. Степа взяла его и открыла. Зиновьева Стефания Матвеевна. Так вот теперь кем она стала, мгновенно прибавив в возрасте два года.
- Мадам Стефания, - Матвей поклонился ей.
- Не говори, что ты мой муж, - она открыла страницу в паспорте, затаив дыхание, но та была чиста.
- Я что дурак по твоему? Зачем мне такая жена? Женщина, рожденная для услады мужской прихоти? Не забывайся.
Степа покачала головой. Никогда нельзя расслабляться.
- И за какой период я должна здесь все организовать? – уже совершенно по деловому спросила Степа.
Матвей показал на стол, где лежали несколько книг.
- Я достал эту литературу. Прочитай. Будет полезно. Вот удивится твой Вадим, когда приедет сюда, - он подошел к ней ближе, - пойдешь с ним? Так ли сильна твоя любовь? Сможешь ему отказать? Интересно будет посмотреть на это.
- А как быть с законом? – спросила Степа, пролистывая книги. Наивность была утрачена мгновенно, зажатость, смущение. Это было ни к чему. Закончилась ее старая жизнь. Она делала шаг в новую, другую, совершенно отличную от прежней.
- Закон на моей стороне.
- Убранство? Достанешь все, что необходимо? – спросила она, сама еще не зная, что именно ей будет нужно. И вдруг поняла, что ей самой интересно, как все это будет.
- Конечно, я ведь теперь Прокопьев Марк Захарович, - представился Матвей.
- Новые имена. Новая жизнь?
- Совершенно верно, - он направился к двери, - вот это правильно. Сопли мне не нужны.
Марк закрыл за собой дверь. Степа взяла паспорт. Значит Зиновьева Стефания Матвеевна. Он все таки поставил на ней свое клеймо, дав новое отчество, словно напоминание, чтобы не забывала, что к чему, но в то же время дал ей надежду на новую жизнь. В тепле. Душевное спокойствие? Оно возможно. Если не думать. В той жизни был Вадим, предавший ее и никогда не любивший. А она хранит до сих пор то чувство. Что испытывала к нему. Степа поняла, что это ее крест. Любить, но не быть любимой. Наверное, как и Матвей. Или Марк? Так ведь теперь его зовут. Что он задумал? Одно она понимала, что с ним она будет в безопасности. Все в жизни относительно. Кому-то покажется, что она сошла с ума, выбрав этот путь, но сама она знала, что все вело ее к этому пути. Все…

Степа стояла у дуба. Она частенько сюда приходила. Сидела в прохладе его кроны. Уже пять лет прошло с момента, как Марк привез ее сюда. Она стала Стефанией. Странно, но ей удалось сделать то, что хотел Марк. База превратилась в элитный бордель. Черные волги, мужчины в строгих костюмах. Она приходила сюда, к дубу, словно черпала у него силу, как будто бы делала шаг на короткое время в другую жизнь, чтобы побыть наедине с самой собой. Марк не указывал ей спать с кем-то или нет. Она сама решала, если мужчина ей нравился, то почему бы и нет. Она молодая женщина. Другой жизни у нее уже не будет. Да и не было бы. Что ее ждало? Родила бы ребенка, все показывали бы на нее пальцем. А как жить? Чем кормить? Как одевать? Степа прижала руку к животу, как будто бы там еще был ее младенец, от которого она избавилась. Да так, что чуть не умерла, лишив навсегда себя всякой возможности стать матерью. Вадим, что с ним? Последнее, что она слышала, что он собрался жениться. Интересно, вспоминает ли он о ней хоть иногда? Он был ее первым мужчиной, она – его первой женщиной. А Марк, странный он человек. Никогда не улыбался. Всего однажды, приехав выпившим, он ввалился в ее комнату, как будто бы к себе и улыбнулся, словно, попал домой. Навалился на нее, Степа даже не сопротивлялась. За эти годы она изучила природу мужчин. Взглянув на него, она поняла, что он не собирался ее насиловать, причинять боль, ему просто нужна была разрядка. Он выбрал ее. Именно она, так получилось, что он стал ей доверять. Нет, он ничего ей не рассказывал, просто позволял себе быть с ней таким, какой он есть на самом деле. Так это случилось у них первый раз. Утром он собрался и уехал. Не сказав ни слова, но по его глазам она поняла, ему понравилось. Когда она научилась читать по его глазам то, что он чувствует. Хотя это были не чувства, это была реальность. Здесь и сейчас. Отношения без обязательств. Вот, что нужно было Марку. Именно это могла дать Степа. Она для него так и осталась Степкой. А что еще могло бы быть? О какой семье могла идти речь, когда она ступила на ту тропу, что была ей уготована. Какой мужчина закрыл бы глаза на ее прошлое? Тем более, что она не в состоянии ничего предложить. Это лучшее, что у нее есть.
Степа стояла у дуба, прислонившись к нему спиной, закрыв глаза. Еще было тепло, но скоро уже начнет холодать. Опять наступит осень. Ее рыжие локоны растрепались и рассыпались на плечи. Любила она вот так, когда ветерок трепал их легонько, словно ласково проводил по ним.
- Ну и угораздило вас встретиться, - покачала головой цыганка.
Степа открыла глаза. Она даже не вздрогнула. Откуда здесь взялась эта цыганка.
- Видела я тебя. Шла ты к нему, - она поправила свою цветастую юбку и подошла к ней поближе, - тогда уже видела, когда они бежали, ты уже шла к нему. – Сын будет у тебя. Хороший малый. Уберечь тебе его надо, - она взяла ее руку и посмотрела на ее ладонь. – Не веришь ты мне. Ой, не веришь.
Она взглянула в ее глаза и пошла прочь, но потом, словно вспомнив что-то, обернулась, посмотрела по сторонам.
- Хорошая земля, - она присела, погладила ее рукой. - Сохрани для него. А ее просто прими и полюби. За ее глаза.
Степа нахмурилась. Она совершенно не поняла, о чем говорила цыганка. Порыв ветра бросил прядь волос на лицо, Степка убрала их и удивилась. Цыганки нигде не было. Она хотела побежать к ней. Догнать ее. Расспросить, но цыганка словно провалилась сквозь землю – ее нигде не было видно. Что она имела ввиду, говоря о сыне? Какой сын? Откуда? Она не может иметь детей. Бред какой-то. И кто она? Какие глаза? Степа покачала головой и пошла прочь от дуба. Какая-то сумасшедшая. Наговорила какую-то чушь…
продолжение тут https://www.stranamam.ru/post/5412903/
спасибо всем, кто заглянул