Дорожное
Я провожу в подземке 2 часа в день (час - на работу, час - с работы), 5 дней в неделю. И была как-то у меня такая неделя, когда я каждый день сталкивалась с чем-то интересным.
Понедельник.
Была обычная толкучка на выходе со станции: народу много, а двери - узкие. Люди злились, толкались, ругались. Утро после выходных всегда нервнее обычных утр... Когда я вытолкнулась "на волю", в вестибюль станции, мой взгляд остановился на странном человеке. Я даже не поняла сначала, что в нем привлекало внимание, подумаешь, один из тех типов, которые предпочитают одеваться ярко и несуразно.
Но, присмотревшись, улыбнулась. На ногах парня были огромные желто-черные ботинки. Зеленые штаны. Что-то фиолетовое, не то - куртка, не то - кафтан. Какая-то немыслимая шляпа. Лицо прикрывала венецианская маска. А в руках он держал плакат, на котором от руки огромными яркими буквами было написано: "Пусть этот день принесет вам радость!". Он просто стоял и держал свой плакат. А люди вылетали из метро, как разозленные осы, видели его и улыбались.
Вторник.
В вестибюле той же станции как-то утром появилась незнакомая бабка-нищенка. Она держала в руках образок с изображением святого и бубнила, опустив голову: "Покайтесь, ибо грядет Страшный день! Вы все умрете! Все беды от телевизора! В электронных картах - бесы! Вся музыка - от дьявола!". И тому подобную ерунду. По-моему, монолог был выбран ею весьма неудачно: люди стремились обойти ее как можно дальше.
Когда я вечером спускалась в подземку, эта же старуха сидела на том же месте, жуя пирожок. Иконка, которая утром помогала ей "зарабатывать" деньги, была небрежно зажата в той же руке, что и пирожок, между грязными жирными пальцами. Бабка с кем-то разговаривала, а так как собеседница (торговка всякой мелочью) находилась от нее на расстоянии нескольких метров, ей приходилось кричать. Кричала она, совершенно не смущаясь: "А? Не, я домой не собираюсь, мне тут часок еще надо посидеть. Народ же с работы пошел, деньги несут. Одно плохо: черноты на этой станции много, понаехали к нам, скоро со свету сживут. Все в огне огненном гореть будут!" На этих словах она уронила образок. Подняла его, чертыхнувшись.
Сильно хотелось, чтобы мерзавку гром небесный поразил. Или, хотя бы, чтобы небывалый понос после съеденного пирожка пробрал.
Среда.
У входных дверей на складном стульчике сидела женщина. Лет 50-ти. В руках у нее была гитара, на полу лежала шапка - обычные атрибуты уличного музыканта. Вот только сама женщина в эту категорию никак не вписывалась. Она перебирала струны очень медленно, осторожно, как будто, боясь их порвать. В итоге не получалось какой-то определенной мелодии. Было ощущение, что она трогает струну и слушает, наклонив голову, как она звучит. Или что-то вспоминает. Вчера она перебирала струны чуть быстрее, и мне показалось, что я узнала "Санта Лючию".
Я уже придумала кучу историй на тему того - кто же эта женщина и что с нею случилось.
Вообще, музыканты в метро - особая тема. Когда возвращаешься очень поздно, часов в 10-11 вечера, в вестибюлях можно услышать настоящих музыкантов. Как правило, это - студенты консерваторий, музыкалок, оркестранты. Они тренируются и попутно зарабатывают деньги. Играют классику и романсы, играют хорошо. Музыка в огромных помещениях льется водопадом звуков, отражается от стен и проникает в самые дальние уголки станции. На фоне усталости, накопившейся за день, все это воспринимается как-то иррационально.
А есть и другого типа музыканты: лет 40-50 (по крайней мере, выглядят они на этот возраст), грязные, неопрятные, с испитыми лицами и потухшими глазами. Сиплыми голосами они поют песни Цоя. Гитары у них расстроены, горе-музыканты забывают слова, фальшивят, бросают песню на пол-пути и начинают новую. Почему они всегда поют Цоя?
Это настолько ужасно выглядит и звучит, что хочется дать им денег, чтобы они больше не пели. Никогда.
Четверг.
Когда едешь в вагоне, на остановках постоянно заходят люди, просящие деньги на "лечение ребенка, похороны матери, операцию, восстановление имущества после пожара"... Среди этих людей есть особая категория - инвалиды в военной форме. Их принято называть "афганцы". У них нет рук или ног, или того и другого. Я не берусь утверждать, на самом ли деле они участники войн, потерявшие руки-ноги в боях, или просто спившиеся люди, отморозившие конечности зимой на улице, в пьяном сне. Наверное, и те и другие есть. "Афганцы" сидят не в инвалидных креслах, а на дощечках, к которым приделаны колесики. Они едут на этих подобиях тележек, отталкиваясь руками от пола. Где-то внизу, на уровне коленей пассажиров.
В одну из моих поездок в вагон вкатился один из таких "афганцев". Безногий, на тележке. Поехал по вагону, громко предлагая народу помочь кто, чем может. И вдруг остановился рядом с сидящей женщиной. И начал ее кадрить. Реально, я другого слова не могу подобрать! Сначала осыпал ее всю комплиментами. Потом предложил сходить куда-нибудь вместе. В конце концов вытащил из нагрудного кармана телефон и стала просить разрешения ее сфотографировать: "Тебе же это ничего не стоит, а мне приятно будет!". Женщина (обычная дама в возрасте, лет 40), не знала, куда деваться от смущения: она краснела, нервно хихикала и закрывала лицо газетой.
Это было настолько ужасно, жалко, неправильно как-то... Пир во время чумы.
Пятница.
В вагон зашли две девушки, 18-20 лет и громко заявили: "Уважаемые пассажиры! Мы хотим спеть вам песню. Нам не надо за это ни денег ни аплодисментов. Мы это сделаем просто так." Спели что-то из бардов, поклонились и вышли на следующей остановке. На оставалось только гадать, что это было: проигрыш в споре, психологическое задание и ли способ сделать мир улыбчивее).
Понедельник.
Была обычная толкучка на выходе со станции: народу много, а двери - узкие. Люди злились, толкались, ругались. Утро после выходных всегда нервнее обычных утр... Когда я вытолкнулась "на волю", в вестибюль станции, мой взгляд остановился на странном человеке. Я даже не поняла сначала, что в нем привлекало внимание, подумаешь, один из тех типов, которые предпочитают одеваться ярко и несуразно.


Вторник.
В вестибюле той же станции как-то утром появилась незнакомая бабка-нищенка. Она держала в руках образок с изображением святого и бубнила, опустив голову: "Покайтесь, ибо грядет Страшный день! Вы все умрете! Все беды от телевизора! В электронных картах - бесы! Вся музыка - от дьявола!". И тому подобную ерунду. По-моему, монолог был выбран ею весьма неудачно: люди стремились обойти ее как можно дальше.
Когда я вечером спускалась в подземку, эта же старуха сидела на том же месте, жуя пирожок. Иконка, которая утром помогала ей "зарабатывать" деньги, была небрежно зажата в той же руке, что и пирожок, между грязными жирными пальцами. Бабка с кем-то разговаривала, а так как собеседница (торговка всякой мелочью) находилась от нее на расстоянии нескольких метров, ей приходилось кричать. Кричала она, совершенно не смущаясь: "А? Не, я домой не собираюсь, мне тут часок еще надо посидеть. Народ же с работы пошел, деньги несут. Одно плохо: черноты на этой станции много, понаехали к нам, скоро со свету сживут. Все в огне огненном гореть будут!" На этих словах она уронила образок. Подняла его, чертыхнувшись.
Сильно хотелось, чтобы мерзавку гром небесный поразил. Или, хотя бы, чтобы небывалый понос после съеденного пирожка пробрал.
Среда.
У входных дверей на складном стульчике сидела женщина. Лет 50-ти. В руках у нее была гитара, на полу лежала шапка - обычные атрибуты уличного музыканта. Вот только сама женщина в эту категорию никак не вписывалась. Она перебирала струны очень медленно, осторожно, как будто, боясь их порвать. В итоге не получалось какой-то определенной мелодии. Было ощущение, что она трогает струну и слушает, наклонив голову, как она звучит. Или что-то вспоминает. Вчера она перебирала струны чуть быстрее, и мне показалось, что я узнала "Санта Лючию".
Я уже придумала кучу историй на тему того - кто же эта женщина и что с нею случилось.

Вообще, музыканты в метро - особая тема. Когда возвращаешься очень поздно, часов в 10-11 вечера, в вестибюлях можно услышать настоящих музыкантов. Как правило, это - студенты консерваторий, музыкалок, оркестранты. Они тренируются и попутно зарабатывают деньги. Играют классику и романсы, играют хорошо. Музыка в огромных помещениях льется водопадом звуков, отражается от стен и проникает в самые дальние уголки станции. На фоне усталости, накопившейся за день, все это воспринимается как-то иррационально.
А есть и другого типа музыканты: лет 40-50 (по крайней мере, выглядят они на этот возраст), грязные, неопрятные, с испитыми лицами и потухшими глазами. Сиплыми голосами они поют песни Цоя. Гитары у них расстроены, горе-музыканты забывают слова, фальшивят, бросают песню на пол-пути и начинают новую. Почему они всегда поют Цоя?

Четверг.
Когда едешь в вагоне, на остановках постоянно заходят люди, просящие деньги на "лечение ребенка, похороны матери, операцию, восстановление имущества после пожара"... Среди этих людей есть особая категория - инвалиды в военной форме. Их принято называть "афганцы". У них нет рук или ног, или того и другого. Я не берусь утверждать, на самом ли деле они участники войн, потерявшие руки-ноги в боях, или просто спившиеся люди, отморозившие конечности зимой на улице, в пьяном сне. Наверное, и те и другие есть. "Афганцы" сидят не в инвалидных креслах, а на дощечках, к которым приделаны колесики. Они едут на этих подобиях тележек, отталкиваясь руками от пола. Где-то внизу, на уровне коленей пассажиров.
В одну из моих поездок в вагон вкатился один из таких "афганцев". Безногий, на тележке. Поехал по вагону, громко предлагая народу помочь кто, чем может. И вдруг остановился рядом с сидящей женщиной. И начал ее кадрить. Реально, я другого слова не могу подобрать! Сначала осыпал ее всю комплиментами. Потом предложил сходить куда-нибудь вместе. В конце концов вытащил из нагрудного кармана телефон и стала просить разрешения ее сфотографировать: "Тебе же это ничего не стоит, а мне приятно будет!". Женщина (обычная дама в возрасте, лет 40), не знала, куда деваться от смущения: она краснела, нервно хихикала и закрывала лицо газетой.
Это было настолько ужасно, жалко, неправильно как-то... Пир во время чумы.
Пятница.
В вагон зашли две девушки, 18-20 лет и громко заявили: "Уважаемые пассажиры! Мы хотим спеть вам песню. Нам не надо за это ни денег ни аплодисментов. Мы это сделаем просто так." Спели что-то из бардов, поклонились и вышли на следующей остановке. На оставалось только гадать, что это было: проигрыш в споре, психологическое задание и ли способ сделать мир улыбчивее).
Комментарии
↑ Перейти к этому комментарию
↑ Перейти к этому комментарию
да и не езжу особо
пятница....
↑ Перейти к этому комментарию
↑ Перейти к этому комментарию
↑ Перейти к этому комментарию
↑ Перейти к этому комментарию
↑ Перейти к этому комментарию
↑ Перейти к этому комментарию
Хотя, мне показалось, что это не позитив, а грусть какая-то, вопреки обыкновению
http://www.youtube.com/watch?v=kmYh9bEGhMs
а это, как мы все помним, диагноз страшный в Ксюшиной классификации
Я музыкантам на улицах всегда даю денег, потому что нужно иметь смелость - играть на людях, а особенно в транспорте. Людям, "исполняющим Цоя" ( а хоть бы и БГ) - даю редко, т.к. ни таланта, ни смелости нет, а есть только желание набрать на пиво. Ну и бродит во мне, клокочет и бурлит неформальная юность....ещё несколько лет назад я половину этих "товарищей" по именам знала...
А про товарищей с ограниченным репертуаром (Цоя, кстати, проще других играть) - это я в том смысле, что это вполне определённая категория с определёнными задачами. Были, были исполнители, которые и на "Восьмиклассницу" толпы собирали своим исполнением, но это такая редкость...
А нищим и попрошайкам в метро не подаю принципиально. Это бизнес, случайных людей там нет. Не хочу свои кровно заработанные отдавать чужим наглым дядям
Наташ чет навеял мне твой пост. Соскучилась я по городу, надо срочно сменить обстановку. Прям тоска заела.
Потом конечно все прошло. Я встретила своего будущего мужа. Но в гости я обязательно приеду. Когда нибудь точно.
Вставка изображения
Можете загрузить в текст картинку со своего компьютера: