ДОРОГА ДАЛЬНЯЯ, КАЗЁННЫЙ ДОМ... часть 3

СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ ЗОНЫ. Письма...

"... Ты знаешь, воровать ведь очень просто. Даже ума не надо. Имей нахальство да постоянно заглушай остатки совести, если таковая, разумеется, была в наличии. работать честно и чего - то добиватся в жизни серьезного - намного труднее.
Что тебе рассказать про заключение? В колониях наших всё гуманно: бараки чистые, работа по восемь часов - меньше, чем мне порой на воле приходилось вкалывать. Кормёжка трёхразовая, постная, но дистрофией никто не страдает, в свободное время - кому домино, кому шашки с шахматами, книжки, газеты читай: подбор литературы, конечно, в основном нравоучительного характера. По выходным - кино, самодеятельность в клубе: струнный оркестр, поют, пляшут, пьески ставят, опять же нравоучительные. Самодеятельность, тебе скажу, на довольно высоком уровне, если человек сидит годами и имеет тягу самовыразится и хоть как-то очистится - самодеятельность для него, можно сказать, единственный способ, по другому там слушать себя никого не заставишь, у каждого своя боль, своя тоска.

Гуманно - оно, конечно, гуманно в колониях, но заключение увы, без неудобств не бывает. И главное в них - нет, не решетки, не проволока, не конвой, а то, что ты все время на виду, в людской тесноте: нет возможности побывать один на один с собой, одуматся, забытся. Наверное, поэтому всё время накатывает раздражение, появляются какие-то собачьи инстинкты, хочется рычать и скалить пасть, чтоб хоть как-то защитить свой крохотный мирок, а не будешь защищатся - обгадят и затопчут, вот оно в чем, наказание-то!

Компания, сам понимаешь, неподходящая для совместного времяпровождения, законы собачьи: кто сильней, тот гавкает и укусить норовит, кто слабей - хвостом виляет. Есть, конечно, и случайные для таких мест, даже симпатичные люди, а большинство, я тебе скажу, не зря там сидят.

Я работой спасался. На лесоразработках был вальщиком, ракряжевщиком, потом на станках в лесопильном цехе. Потом там же бригадиром. Бригадирство, конечно, хлопотное дело: тридцать гавриков под рукой, всех заставить работать надо. И не просто работать, а дать на каждого не меньше 100% выработки, не меньше. Главное, поставить себя, спуску не давать. Подобрал я надёжного заместителя, культорга по-лагерному, с десяток мужиков подобрал, с которыми можно иметь дело, которые побыстрей хотят выкарабкатся оттуда и подзаработать-там ведь и деньгу можно зашибить, если вкалываешь по-настоящему, - и уж тогда смело качай свои права.

Пришлют эдакое дерьмо в бригаду, блатным себя числит, а ты его сразу и хватаешь за шкирку:"Иди работай!" Он тебе шипит сквозь зубы:"Я не работать приехал, а срок отбывать". Ну, по роже ему сразу: тут главное сразу. Плюхнется в грязь или опилки носом, подымешь, встряхнешь:"Работай, падаль! Бери инструмент и вперёд!" Опять шипит:"Прррипомню я тебе, бугор, эту кровь, о-ох припомню!" Ну снова ему по зубам и в зад пинком. Не без казусов, конечно, бывало. Шрам у меня на ладони. Нож отбирал, из пилы сделанный, пику в бок пыряли. Ну ничего, обошлось. А иначе нельзя здесь, затопчут и обгадят.
И вот ты выходишь. О, эта воля, эта свобода! Ты не представляешь, какое это ощущение, как многого хочется, как легко дышится, как радуешься простым элементарным вещам! Как ребенок, который первый раз сбежал из-под опеки-аж дух захватывает, аж самому себе страшно. Представляешь, как будто снова учишься ходить, говорить, жить - но уже самостоятельно. Сам пробуешь мороженое, покупаешь пирожки в лотке, едешь в автобусе, идешь куда глаза глядят, и все сам! А ощущение, что ты всё искупил! Ты чист, как будто заново родился! И совесть твоя чиста! И сил у тебя ещё полно! Ты жизнь готов начать сызнова, и всё в ней будет по новому. Правда, и горечь в душе осталась, а на лице морщины не сотреш, на висках - седину. Желудок побаливает, нервы сдали: иногда такие мелочи раздражают, на которые раньше и не обращал внимание.

Но самое главное - раскаивание. Оно приходит позже, когда чуть пообвыкнешься на воле, когда самое страшное вроде уже позади. Ты приходишь домой со скрытой такой уверенностью, что всё вокруг будут только и делать, что показывать, как они заждались тебя да как рады, что ты наконец вернулся! А оказывается, что назад возврата нет, только, может быть, внешне всё выглядит так, как много лет назад. Уже и люди сами не те, и жизнь вперёд ушла, а ты теперь будто в пустоте...
Вот оно где, настоящее-то наказание! Расскаяние! Горькое - прегорькое начинает сосать твою душу, холод и страх пробирают тебя до костей оттого, что ты воочию видишь, как безвозвратно и неумолимо уходит в вечность время, уходит жизнь но без тебя! И ещё что то такое появляется, не знаю, как и назвать, - сожаление, усталость, надлом ли какой, а может всё вместе. И знаю, каждый, кто там был, чувствует то же самое. Поэтому я всегда узнаю тех, кто ТАМ был. Ты не узнаешь, не заметишь этого по глазам, а я замечу. Престуление, оно всегда останется с тобой, на всю жизнь. Что бы ты не говорил и куда бы не девался, оно как мета на тебе, как, скажем, хромота или большой ожог на лице.
Не знаю, может, я ошибаюсь, может, пройдёт время и заживет моя мета? Не знаю..."

P.S Письмо без подписи.

***************

"Больше всего я любила погулять за чужой счёт. Гуляешь, соришь деньгами направо-налево, веселишся. Все тебе завидуют. Хоть час, да мой! А теперь, к сожалению, слишком поздно поняла; человеку одного часа мало. Для жизни больше требуется. И ничто - ни раскаяние, ни прозрение - не вернёт мне загубленной молодости и людского уважения"

Л. Орлова, 34 года, третья судимость, срок-10 лет.

***************

"Недавно получила письмо от сына. Он пишет ;"Мама, я тебя очень люблю и очень по тебе скучаю. Но если не бросишь воровать - не приезжай". Представляете, какую после этих слов я испытываю боль и тяжесть, совами это описать нельзя..."

Е. Ткачук, 33 года, третья судимость, срок - 6 лет.
***************
"Я как футбольный мяч, всё катилась и катилась и не могла остановится. А сейчас ночами не сплю, всё думаю, думаю, и от собственных дум становится страшно. Если бы мне позволили, я бы встала в городе на самой центральной площади и криком кричала ;"Эй вы, девчонки глупые, неворуйте, лучше кусок хлеба чёрного, да свой, зароботанный!"

Б. Каспинова,55 лет, третья судимость, срок-10 лет.


***************
"Время ползёт мучительно медленно. Мир, в котором я так недавно жил, кажется не таким нереальным, сказочным. Очень тоскливо без родных и близких. Единственная отрада-свидание или письма от людей, которые от меня не отвернулись. Часто вспоминаю школьные годы. Это, наверное, самое лучшее в жизни время. Оно не забывается... Сейчас я буддто туча закрыла солнце, и стало всё вокруг скучно и серо.

В том, что я очутился в местах лишения свободы, никого не виню. Сам виноват. А началось всё со знакомства с ребятами, которые только и делали, что пили да гуляли. Свободное время проводили на танцах и вечеринках, которые частенько заканчивлись драками. Книг не читали... Думая о своей прошлой жизни, я только сейчас понимаю, насколько был глуп. Эх, если бы эти мысли пришли ко мне раньше!.. Окружающие говорили о нас тлько плохое. Мать умаляла меня бросить эту компанию. Но мне самому ребята казались верными друзьями. Если у одного из нас, к примеру, не было денег, то он пил за счёт другого. Вот оно, думал я, проявление настоящей бескорыстной дружбы. А напившись, мы приставали к парням и девушкам. Считали себя храбрыми. Но разве это храбрость - трое на одного?..."

А. Николаев.
***************

"Серые будни... Родители, как всегда приходят с работы усталые. Разговоры дома одни и теже; как дожить до получки, вечные подсчеты, сколько потратить на продукты, осанется ли что на покупку одежды...
Эти разговоры становились для меня невыносимыми, вызывали всё больше раздражение. Особенно с тех пор, как появился в нашей мальчишеской компании Николай. Всегда с иголочки одет, блестящий, поражающий воображение своей щедростью и размахом. Сигареты, вино, мороженое, билеты в любой театр, кино-он беззаботно и с легкостью расставался с деньгами, при этом приговаривая;"Надо уеть жить, пацаны!" Мне очень хотелось быть таким же элегантным и блестящим. Я представлял, как однажды приду домой такой же нарядный и небрежно брошу на стол пачку денег родителям-тратьте без оглядки!

А вскоре меня и ещё несколько ребят Николай ввёл в свою "науку". Дело было простое-постоять в подъезде, пока он возьмёт долг у знакомого, не желающего его возвращать. "Будет шум в квартире, не обращайте внимания". Шума не было, посторонних тоже, а вечером Николай раздал нам по пятёрке;"Держите, пацаны, заработанные". Эту пятёёрку я так и не отдал матери, испугался вопроса "откуда?". Я и сам себе боялся ответить на него. Ведь мы с мальчишками сообразили, что не за долгом вовсе ходил Николай. Однако как пригодилась эта шальная пятёрка-я сразу почувствовал себя независимым и взрослым.

вскоре сам попросился на "дело", потом ещё и ещё... Туго набитый кошелёк тщательно прятал от моих честных и бедных родителей. А Николай всё поучал;"Это тебе не у станка стоять". Смелым, ловким и находчивым виделся он мне, и я во всём старался подражать ему. Привлекала и "романтика" воровства- минуты риска и, зато пачка денег. И я всё больше совершенствовался в "мастерстве". Но "красивая жизнь" продолжалась, увы, не долго. Пойманный с крадеными вещами, я оказался в милиции. И вот первая судимость и наказание. Потом в колонии не раз вспоминалось заплаканное лицо матери, сразу постаревшее на много лет, и слова отца, сказанные с горечью;"Не сберёг ты, сын, свою честь". В колонии пришлось не легко. Но чем ближе была свобода, тем чаще утверждался в мысли, что раз честь с молоду не сберёг и жизнь уже дала трещину, то нечего терять, нечего в ней изменять, да и зачем?

И вот она-долгожданная свобода! А с ней и прежняя "красивая жизнь"! И... снова решетка..."
В. Ионов.
***************

"Спрашивают с нас по всей строгости закона-тут и норма, тут и форма. А нам абсолютно ничего. О радто, телевизоре, холодильнике только мечтаем. Тридцать женщин написали заявление с требованием пригласить прокурора. один начальник предложить за это запрятать кое-кого в изолятор, другой-бросить бумаги в топку.

Что нам здесь можно, что нельзя, не знаем. Правил внутреннего распорядка нигде нет. Судим по жизни. Выходить на работу в пять утра-можно. Смотреть телевизор в соседнем отряде, если кино после 21.40,-нельзя. По любому поводу на нас пишут рапорт.

На слёте передовиков инструктор из политуправления дважды повторила;"У нас хватит сил справится с вами". Что же это за расправу с нами постоянно затевают?..

С тех пор как попала сюда, не помню, что бы комната гигиены для женщин здесь работала. В прачечной вода всегда холодная. Медперсонал очень грубый. У больной вечером случился приступ аппендицита, а вызванная медсестра сказала;"Тебя не лечить, а об угол надо..."

К начальнику отряда подходить даже бесполезно. Сделает безразличное лицо и голову от бумаг не отрывает, даёт понять, что говорить не о чем. Лично со мной она ни разу не беседовала, зато в характеристике про меня написала; "хитрая". Откуда это? Работаю учётчицей на фабрике честно и добросовестно. Имею благодарность, являюсь членом совета отряда. Простите за сумбурное письмо, но мы уже ни во что не верим..."

Мордовская АССР, В. Пченикина.
***************

"... Рос я как все мальчишки. Первые три класса учился на "отлично". А потом... Потом не знаю что со мной случилось. Учится стал плохо, прогуливал, научился курить, а в пятом классе начал выпивать, поднимая стакан под громкие одобрительные возгласы взрослых дружков. В восьмом классе остался на второй год. К этому времени родители мои разошлись, отец сильно пил. Мать уехала в другой район, где вскоре вышла замуж, забрала меня к себе. Отчим ко мне относился хорошо, я же в ответ ему грубил, дерзил, а мать вообще перестал слушать. Домой приходил пьяным, нередко с такими же, как сам, "дружками". Понимал, что что делаю неправильно, а остановится уже не мог, да и некому было остановить.
С трудом окончив восемь классов, поступил в профессионально-техническое училище в Ростове-на-Дону, начал учится на токаря. По прежнему неделями прогуливал, выпивал. До сих пор удивляюсь, как меня в то время не выгнали. Случалось, приводили и в милицию. Возможно, меня ещё тогда бы посадили. Но случилось так, что встретил очень хорошую девушку. Она училась в техникуме и проходила практику на Ростсельмаше. Встречались каждый день, благо общежития были рядом. Она помогала мне в учёбе. Я даже бросил пить, прогуливать. Но однажды мы с ней поругались. Не помню, из-за чего, но поссорились крепко. Получив очередную стипендию, напоил своих друзей, напился сам, а потом, выпроводив всех на улицу, выбросился из окна шестого этажа.

Жив остался чудом. Спасло дерево, что росло у дома. Отделался сотрясением мозга и переломом ноги. Жил теперь снова у матери. До осени проходил на костылях, а когда понял что останусь хромым на всю жизнь, снова запил. Украл у соседей мотоцикл, а ещё через пару месяцев стал участником жестокой драки. Против меня возбудили уголовное дело. И вот я в колонии. Теперь вся жизнь моя искалечена. Но справедливо ли она устроена?..."

Евгений К.