Одному небу-3
В больничной столовой было как-то по-особому уныло. Гнойное отделение – это не престижная косметологическая клиника, подумалось мне. Об эстетических чувствах пациентов тут явно не пеклись. Однако, судя по царящему в комнате приема пищи оживлению, больничная публика была выше бытовых мелочей. Центром всеобщего притяжения была, несомненно, моя бабка – это я могла сказать точно.
- Вот поэтому-то я и не могу кушать то, что племянница приносит! Не соблюдены пропорции, все жирное, сладкое, а для желудка какой вред… - захлебывалась в словах бабуля. Кружком вокруг нее сидели пенсионеры обоих полов, наперебой кивая головами.
Тут бабкин взгляд упал на дверь и, соответственно, мою персону. Я сделала самую приветливую мину.
- Поля, здравствуй! – сконфуженно « просияла» бабка.
- Здравствуй, здравствуй, - сказала я. И обратилась к остальным: «Приятного аппетита!».
Свита моей королевы опять закивала.
- Ну, пойду, племянница ко мне пришла, - пояснила сотрапезникам, поднимаясь, бабуля.
- Внучатая племянница, - не могла не добавить я.
В палате бабушка стала в подробностях описывать мне прелести больничной жизни. Чувствуя вину, она частила, но я не спешила высказывать недовольство по поводу ее упреков относительно скрупулезно приготовляемой мной и мамой еды. «Ничего, - ехидно размышляла я, будем теперь готовить на уровне лечебницы. Масло, соль, сахар, крупы – все по граммам буду вешать. И молоко нежирное, и мясо. Посмотрим, может, так тебе действительно понравится!».
- А что это у вас за мужики в коридорах голые валяются? – Нейтральным тоном поинтересовалась я.
Мне ответила бабкина соседка по палате:
- А это наркоман местный. Он в восьмой лежал, но буйный оказался слишком. Когда ломает, так бросается на всех. А деваться некуда – заболевание у него. Профильное.
- Но голый-то он почему? – воскликнула я.
- Так нечего ему одевать. Не навещает никто. Его сестры простынями накрывают, а он их рвет все. Вот и лежит, срам не прикрывши, привязанный. Вы бочком мимо него шмыгайте, и делов-то!
- Постараюсь – ответила я и собралась уходить.
- Ты мне, пожалуйста, зеркало принеси и косметичку, - напоследок наказала мне бабка. – А еды не нужно – сама видела, на убой здесь кормят.
По пути я заглянула в ординаторскую. Завотделением был вполне удовлетворен бабкиным поведением. С «фокусами» она «завязала», лечение «принимает исправно». Через недельку можно и домой.
- Но привезли вы ее как раз вовремя. Еще чуток – и абсцесс бы, и гангрена, и весь букет. А сейчас, глядишь, и без операции обойдемся.
Я сердечно поблагодарила доктора, словом и делом, и отправилась восвояси.
В свой последующий визит я захватила из дома старую отцовскую пижаму и белье – все чистое, в приличном состоянии. Однако за поворотом коридора меня никто не испугал – каталки с голым больным как не бывало. Бабушкина соседка объяснила:
- А перевели его обратно в наркологию. Здесь все, что нужно, подлечили, и сбагрили. Уж больно он ночами шумел, пациентов пугать горазд был!
- Понятно, - задумчиво сказала я.
Бабуле становилось все лучше, даже раны на ногах уже почти затянулись. Светясь лицом, она совсем не торопилась домой:
- Я уж полный курс пройду, и реабилитацию. Ты не представляешь, какой душевный у нас заведующий! Все расспросит, все подскажет! Кто бы мог подумать!
«Действительно, кто бы мог подумать! – про себя заметила я. – Особенно после того вознаграждения, которое он от меня получил».
В палату заявилась медсестра из процедурного. Бабушке нужно было под капельницу, и я поспешила уйти. В дверях я столкнулась с женщиной. Неопределенных лет, в балахоне попят, с длинными седыми волосами по плечам, она произвела на меня гнетущее впечатление. Но больше всего поразили глаза. Они смотрели, не мигая, исподлобья. Да так пристально, что мне захотелось оказаться где угодно, только не на пороге палаты моей бабки. Я сделала попытку обойти странную пациентку, но она преградила мне путь, издав странное мычанье. И, стоя передо мной, продолжила монотонно мычать, буравя мое лицо своим взглядом.
Я отшатнулась, повернувшись к медсестре. Та успокаивающе махнула рукой:
- А это местная сумасшедшая наша, не обращайте внимания. Ее из психдиспансера направили областного, гнить начала тетенька.
- Да она же может быть опасной! – содрогнулась я.
- Так мы ей укольчик какой надо поставим! А что делать, лечиться всем надо. Ну, нет у них в психушке гнойного отделения!
Я возвращалась из дивного прибежища наркоманов и помешанных - гнойного отделения – в мрачном расположении духа.
«Ноги моей больше тут не будет!» - решила для себя я. Встречать любимую пожилую родственницу было доверено мужу.
И уже через неделю мы зажили по-прежнему. Каждый день я навещала бабулю, выслушивая длинные сентенции о том, как прекрасно ей жилось в гнойном отделении.
Впрочем, что это я. Кое-какие изменения все же произошли. Салахов был с позором изгнан из рейтинга телепристрастий моей бабки. И странным образом преобразилось ее душевное состояние. Все больше бабуля стала задумываться о вечном, вернее о дате собственной смерти. И вот, снабдив старушку очередной порцией отменной тушеной капусты, выходя из кухоньки ее квартиры, я заметила нечто громоздкое в гостиной, убранное старым шелковым покрывалом.
- А это что у тебя? – спросила я бабку.
- Ах, это… - замялась та. – Это я памятник заказала. Неудачно.
- А зачем тебе памятник? – оторопело уставилась я на бабушку.
- Как зачем? Не сегодня-завтра соберусь на тот свет, а у вас ничего не готово!. И похоронить по-человечески не сумеете!
- Действительно, куда уж нам! - не стала развивать я тему. – А неудачный-то памятник почему?
- Да, портрет мой не вышел, - ответила бабка. И, подойдя к завешенному камню, откинула покрывало.
Памятник из черного в прожилках мрамора был на уровне – солидный, можно сказать, красивый. Под портретом выгравирована дата бабкиного рождения. А с портрета… с портрета на меня смотрела молодая женщина с хитрыми бабушкиными глазами.
- Вот, даже соседи меня не узнали, придется теперь менять, - посетовала бабка.
- Так тебе сколько там лет? – давясь усмешкой, поинтересовалась я.
- Тридцать пять. И что с того? – с напором парировала бабуся. - Хоть на надгробие по своему вкусу имею я право?
Конечно, я предпочла не спорить. Поправив здоровье, бабка вопреки логике не на шутку озаботилась темой погоста. Она донимала меня расспросами, какой погребальный наряд ей стоит выбрать. И последний хит «от бабули» - решение приватизировать как можно больше места на кладбище:
- Не хочу я там одна лежать. Земли выкуплю много, чтоб и для всех вас хватило. Чтоб мы и на том свете близкими были.
Перспектива обустраивать свое загробное будущее меня не будоражила, поэтому я поручила решать вопросы с приватизацией кладбищенской земли своему супругу. Но это уже совсем другая история…
- Вот поэтому-то я и не могу кушать то, что племянница приносит! Не соблюдены пропорции, все жирное, сладкое, а для желудка какой вред… - захлебывалась в словах бабуля. Кружком вокруг нее сидели пенсионеры обоих полов, наперебой кивая головами.
Тут бабкин взгляд упал на дверь и, соответственно, мою персону. Я сделала самую приветливую мину.
- Поля, здравствуй! – сконфуженно « просияла» бабка.
- Здравствуй, здравствуй, - сказала я. И обратилась к остальным: «Приятного аппетита!».
Свита моей королевы опять закивала.
- Ну, пойду, племянница ко мне пришла, - пояснила сотрапезникам, поднимаясь, бабуля.
- Внучатая племянница, - не могла не добавить я.
В палате бабушка стала в подробностях описывать мне прелести больничной жизни. Чувствуя вину, она частила, но я не спешила высказывать недовольство по поводу ее упреков относительно скрупулезно приготовляемой мной и мамой еды. «Ничего, - ехидно размышляла я, будем теперь готовить на уровне лечебницы. Масло, соль, сахар, крупы – все по граммам буду вешать. И молоко нежирное, и мясо. Посмотрим, может, так тебе действительно понравится!».
- А что это у вас за мужики в коридорах голые валяются? – Нейтральным тоном поинтересовалась я.
Мне ответила бабкина соседка по палате:
- А это наркоман местный. Он в восьмой лежал, но буйный оказался слишком. Когда ломает, так бросается на всех. А деваться некуда – заболевание у него. Профильное.
- Но голый-то он почему? – воскликнула я.
- Так нечего ему одевать. Не навещает никто. Его сестры простынями накрывают, а он их рвет все. Вот и лежит, срам не прикрывши, привязанный. Вы бочком мимо него шмыгайте, и делов-то!
- Постараюсь – ответила я и собралась уходить.
- Ты мне, пожалуйста, зеркало принеси и косметичку, - напоследок наказала мне бабка. – А еды не нужно – сама видела, на убой здесь кормят.
По пути я заглянула в ординаторскую. Завотделением был вполне удовлетворен бабкиным поведением. С «фокусами» она «завязала», лечение «принимает исправно». Через недельку можно и домой.
- Но привезли вы ее как раз вовремя. Еще чуток – и абсцесс бы, и гангрена, и весь букет. А сейчас, глядишь, и без операции обойдемся.
Я сердечно поблагодарила доктора, словом и делом, и отправилась восвояси.
В свой последующий визит я захватила из дома старую отцовскую пижаму и белье – все чистое, в приличном состоянии. Однако за поворотом коридора меня никто не испугал – каталки с голым больным как не бывало. Бабушкина соседка объяснила:
- А перевели его обратно в наркологию. Здесь все, что нужно, подлечили, и сбагрили. Уж больно он ночами шумел, пациентов пугать горазд был!
- Понятно, - задумчиво сказала я.
Бабуле становилось все лучше, даже раны на ногах уже почти затянулись. Светясь лицом, она совсем не торопилась домой:
- Я уж полный курс пройду, и реабилитацию. Ты не представляешь, какой душевный у нас заведующий! Все расспросит, все подскажет! Кто бы мог подумать!
«Действительно, кто бы мог подумать! – про себя заметила я. – Особенно после того вознаграждения, которое он от меня получил».
В палату заявилась медсестра из процедурного. Бабушке нужно было под капельницу, и я поспешила уйти. В дверях я столкнулась с женщиной. Неопределенных лет, в балахоне попят, с длинными седыми волосами по плечам, она произвела на меня гнетущее впечатление. Но больше всего поразили глаза. Они смотрели, не мигая, исподлобья. Да так пристально, что мне захотелось оказаться где угодно, только не на пороге палаты моей бабки. Я сделала попытку обойти странную пациентку, но она преградила мне путь, издав странное мычанье. И, стоя передо мной, продолжила монотонно мычать, буравя мое лицо своим взглядом.
Я отшатнулась, повернувшись к медсестре. Та успокаивающе махнула рукой:
- А это местная сумасшедшая наша, не обращайте внимания. Ее из психдиспансера направили областного, гнить начала тетенька.
- Да она же может быть опасной! – содрогнулась я.
- Так мы ей укольчик какой надо поставим! А что делать, лечиться всем надо. Ну, нет у них в психушке гнойного отделения!
Я возвращалась из дивного прибежища наркоманов и помешанных - гнойного отделения – в мрачном расположении духа.
«Ноги моей больше тут не будет!» - решила для себя я. Встречать любимую пожилую родственницу было доверено мужу.
И уже через неделю мы зажили по-прежнему. Каждый день я навещала бабулю, выслушивая длинные сентенции о том, как прекрасно ей жилось в гнойном отделении.
Впрочем, что это я. Кое-какие изменения все же произошли. Салахов был с позором изгнан из рейтинга телепристрастий моей бабки. И странным образом преобразилось ее душевное состояние. Все больше бабуля стала задумываться о вечном, вернее о дате собственной смерти. И вот, снабдив старушку очередной порцией отменной тушеной капусты, выходя из кухоньки ее квартиры, я заметила нечто громоздкое в гостиной, убранное старым шелковым покрывалом.
- А это что у тебя? – спросила я бабку.
- Ах, это… - замялась та. – Это я памятник заказала. Неудачно.
- А зачем тебе памятник? – оторопело уставилась я на бабушку.
- Как зачем? Не сегодня-завтра соберусь на тот свет, а у вас ничего не готово!. И похоронить по-человечески не сумеете!
- Действительно, куда уж нам! - не стала развивать я тему. – А неудачный-то памятник почему?
- Да, портрет мой не вышел, - ответила бабка. И, подойдя к завешенному камню, откинула покрывало.
Памятник из черного в прожилках мрамора был на уровне – солидный, можно сказать, красивый. Под портретом выгравирована дата бабкиного рождения. А с портрета… с портрета на меня смотрела молодая женщина с хитрыми бабушкиными глазами.
- Вот, даже соседи меня не узнали, придется теперь менять, - посетовала бабка.
- Так тебе сколько там лет? – давясь усмешкой, поинтересовалась я.
- Тридцать пять. И что с того? – с напором парировала бабуся. - Хоть на надгробие по своему вкусу имею я право?
Конечно, я предпочла не спорить. Поправив здоровье, бабка вопреки логике не на шутку озаботилась темой погоста. Она донимала меня расспросами, какой погребальный наряд ей стоит выбрать. И последний хит «от бабули» - решение приватизировать как можно больше места на кладбище:
- Не хочу я там одна лежать. Земли выкуплю много, чтоб и для всех вас хватило. Чтоб мы и на том свете близкими были.
Перспектива обустраивать свое загробное будущее меня не будоражила, поэтому я поручила решать вопросы с приватизацией кладбищенской земли своему супругу. Но это уже совсем другая история…
Комментарии
за позитивного человека спасибо
Вставка изображения
Можете загрузить в текст картинку со своего компьютера: