Из далекого школьного детства...

…Мама! Мама! Я помню руки твои с того самого мгновенья, как я стал сознавать себя на свете. За лето их всегда покрывал загар, он уже не отходил и зимой,- он был такой нежный, ровный, только чуть-чуть темнее на жилочках. А может они были и грубее,- но они всегда казались мне такими нежными, и я так любил целовать их прямо в темные жилочки.
Да, с того самого мгновения, как я стал сознавать себя, и до последней минуты, когда ты в изнеможении, тихо, в последний раз положила мне голову на грудь, провожая в тяжелый путь жизни, я всегда помню руки твои в работе. Я помню, как они сновали в мыльной пене, стирая мои простынки, когда эти простынки были еще так малы, что походили на пеленки, и помню, как ты в тулупчике, зимой, несла ведра на коромысле, положив спереди на коромысло маленькую ручку в рукавичке, сама такая маленькая и пушистая, как рукавичка.
………………………………………………………………………………………………………..
Ты проводила на войну сыновей – если не ты, так другая, такая же, как ты,- иных ты уже не дождешься вовеки, а если эта чаша миновала тебя, то она не миновала другую, такую же, как ты. Но если в дни войны у людей есть кусок хлеба и есть одежда на теле, и если стоят скирды на поле, и бегут по рельсам поезда, и вишни цветут в саду, и пламя бушует в домне, и чья-то незримая сила подымает воина с земли или с постели, когда он заболел или ранен,- все это сделали руки моей матери, и его, и его.
Оглянись же и ты, юноша, мой друг, оглянись, как я, и скажи, кого ты обижал в жизни больше чем мать – не от меня ли, не от тебя, не от него ли, не от наших ли неудач, ошибок, и не от нашего ли горя седеют наши матери? А ведь придет час, когда мучительным упреком сердцу обернется все это у материнской могилы.
…Мама! Мама!.. Прости меня, потому что ты одна, только ты одна на свете можешь прощать, положи на голову руки, как в детстве, и прости…
…(А. А. Фадеев *Молодая гвардия*)