Защитникам Отечества посвящается

Каждый раз, когда папа вспоминал деревню Бабино, глаза его влажнели, а рукой он начинал потирать в области сердца.
С годами картинка не мутнела и не исчезала: белый снег в лесу, кровь, и тела в черных бушлатах... Там же был ранен и папа, совсем мальчишка, по нынешним меркам - еще ребенок, 17 лет.

" Начались наши печальные будни в деревне Порбалькова. Когда мы шли по Ленинграду, нас провожали люди такими глазами, что невозможно смотреть было в эти печальные лица. Мы кто что имел с барахла, передо\авали местному населению. Вот тогда и зародилось у меня мысль - боже мой, если я останусь жив, я всю жизнь буду делать так, чтобы народ не голодал (папа всю жизнь, можно сказать, проработал председателем колхоза, от зари до заката, и всегда крошки хлеба со стола собирал рукой, в рот).
В Паробалкова мы находились до декабря 1941 года. Ох, и наголодались мы там здорово: капустные серые листья, с кониной, и 400 гр. мёрзлого хлеба. Однако счастье, что у местного населения был жмых: нам давали папиросы или табак, а я не курил, и я менял их на жмых. И я его жевал сухим и день и ночь.


В декабре нас отправили на Ладогу, до Ладоги- пешими, и только в дер. Новая Ладога привал. Нашли мы рассыпанную муку со снегом, нагребли пол- вещевого мешка. Только разложили огонь, это днём было, начали варить затирку, и тут команда: - Становись!... Так мы и ушли к озеру, не сварив затирку.
Там нас посадили на машины, и поехали мы вперёд. А немцы бомбят и стреляют! Видим, впереди идущая машина - бац, и в воронку от бомбы! Кто успел- выскочил, а кто и пошёл ко дну... Наша машина объехала, и пошла дальше. Ехали ночью. Фары светят только вниз, а сверху прикрыты крышками.

Привезли нас на восточный берег. Выгрузили и объявили, что кто может добираться до Кабоны на машинах, там сбор. Я бросил лыжи на машину, а у самого не хватило сил, так и поехали мои лыжи. В Кобоне нас построили, и пошли вперёд дальше... Шли мы не знаю сколько. Как будто бы вечность: днём и ночью, снег по пояс, на привале, где останавливались, после отдыха оставалось по 12-18 человек мёртвых. Мороз 30-35 градусов, кухни нет, то ли ушла вперёд, то ли отстала.
Так мы шли долго, и наконец, пришли в посёлок торфоразработок- там видимо, капуста росла на торфяниках. Так мы все кочерыжки и хряпки пособирали и поели сразу же.
Определились на 5-м посёлке, и только затопили печи, в бараках буржуйки поставили, окна заделали, начали греть воду, как пришли два полковника с командой выходить строиться. И опять пошли...

Только подошли к лесу, как немецкая рама налетела, и мы давай палить в неё! - очень уж она низко летела. А тут сразу же команда: - Не стрелять! Вот прошли мы ещё немного, и появились немецкие юнкерсы, ох и бомбили они, живого места нет, а отбомбившись- улетели. Нам опять построение, и вперёд.

Потери были у нас на этот раз были незначительные, несколько человек ранило легко. Пришли мы на берег речушки в лесу, там была кухня, и выдали нам НЗ, которое мы, конечно же, уплели сразу. Хорошо отдохнули, и двинулись вперёд уже по лесу. Вечером мы пошли уже один за одним, и поступила команда оружие на боевой взвод.
Шли мы всю ночь, под утро прибыли, это где- то 15 декабря на исходные рубежи.
И вот 1-й батальон уже пошёл в атаку, наш второй развернулся, и тоже пошёл, и когда мы пошли в атаку, немцы такой открыли огонь по нам - мины кругом, рвутся снаряды, огонь с пулемётов трассирующими пулями. Мы остолбенели несколько секунд, и тут же вперёд за политруком побежали, стреляем на ходу, всё горит, сплошной кошмар...
Моряки поскидывали шинели, и в одних бушлатах бегут, люди падают убитые и раненые...

Начало светать... Мы с товарищем за куст поставили пулемёт ручной, и начали бить по немцам. Примерно час длился этот кошмар. Затем всё меньше и меньше начали стрелять с нашей стороны, прекратили стрелять и мы с пулемёта- кончились диски. Мой 1-й номер убит. Я приподнял голову, огляделся вокруг, снег весь серый, дым, гарь, на снегу убитые, кто-то выползает назад. Я ещё немного полежал, и начал помаленьку выползать назад, в лес...
Сколько я полз- не помню, как только поднимешь голову, то немцы сразу- очередью. Так я и прополз весь день. По пути собрал оружие, притянул свой пулемёт, и несколько винтовок еще. Возле леса меня встретило высокое начальство со шпалами и ромбами, и распорядились, чтобы я поставил оружие, и приказали ползти обратно, вытаскивать лейтенанта.
Я отправился в путь немного правее, чем где я раньше полз. Добрался до лейтенанта, а он стонет, и возле него несколько убитых. Я его зацепил ремнём за его ремень, он взялся за ремень, и говорит:- Давай дружок, вперёд, помаленьку. Так мы долго ползли, нас несколько раз по пути обстреливали. Но доползли до леса нормально, в лесу лейтенанта забрали, а я пошёл к оставшимся в живых солдатам. Мы пошли в шалаш, сложенный с еловых веток, в котором мы и переночевали.!

...

"... И вот когда мы ехали с Тихвина, по дороге нам встретилась женщина- на санках везла свои пожитки.
С ней был маленький, лет 10-12 ребёнок, и коза на верёвке. Мы остановили машину, и смотрели на женщину, и у большинства раненых текли слёзы- жизнь возвращается.
Это было наше первое наступление под Ленинградом, в котором как распорядилось судьба, и я участвовал. Правда, откровенно говоря, мало что мы сделали, но внесли вклад в это наступление. Мы были истощенные, обессиленные переходами, кроме того мало, очень мало вооружены. Без артеллеристской подготовки, без танков, с винтовками и пулемётиками, да и патронов то было очень мало. Мне жаль тех ребят до слёз, тех ребят- моряков из Кронштадта, которые сложили свои молодые головы под дер. Бабино. Потом, уже позже, в госпитале, встречаясь с ранеными, я узнал, что деревню эту всё-таки взяли, и там только было всего 86 немцев, которые сидели в блиндажах, хорошо вооружённые, а местность была хорошо пристреляна...
И когда я встретился на 40-летие Победы в Ленинграде с моим командиром Демьяном Денисовичем, который в то время возглавлял особый отдел, или смерш в нашей части, тов. Рымарь Д. Д., я спросил как это получилось так, что полк истощенных, обессиленных, и по существу плохо вооруженных бойцов бросили на доты, на явную погибель, - полк погиб почти весь!
На это он ответил мне, что мы выполнили задачу: не дали замкнуть второе кольцо, соединиться немцам с финами...
Вот какой ценой...
Демьян Денисович меня спросил, как получилось, что я не попал в лыжный батальон. Я ответил, что мои лыжи остались где-то на машине на Ладоге, и меня отчислили. Поставили вторым номером пулемета вместо выбывшего, который в период похода замерз. И тут он мне сообщил, что военным лыжникам было дано задание, и отряд 100 человек ушли его выполнять, и никто с этого задания не вернулся. Все погибли. Немцы моряков в плен не брали, да они и не стремились попасть в плен.
Вот такая история, такая участь выпала на нашу долю, кошмарная, безрадостная, безрассудная."