Умягчение злых сердец

Пакеты с продуктами нещадно оттягивали руки, оставляя на нежных ладонях уродливые розовые рубцы.
Завидев приближающийся троллейбус, Лера, молодая женщина тридцати лет, воспрянула духом, но когда двери распахнулись, вмиг приуныла – чрево долгожданного транспорта было набито до предела. С трудом поднявшись по ступенькам, Лера протиснулась меж сырых от дождя чьих-то спин и плеч к ближайшему сиденью и нащупала поручень.
«Можно?» - Вдруг раздалось снизу: девочка-подросток пыталась встать.
Совершив нехитрую рокировку, Лера села, примостив на коленях пакеты с едой.
«…плачет! Своими глазами видела!» - Донёсся до неё старческий голос, - «Слёзы ручейками так и бегут, их ваткой промокают»
«Зачем?» - Недоумевала Лера.
«А вот к добру, иль к худу – один Господь знает. Ещё с недельку погостит в храме, а потом увезут. Сходите, милые! Просите!» - Уговаривала невидимая Лере бабуля стоящих рядом людей.
Лера была совсем сбита с толку.
Раздвинув пакеты, она спросила:
«Да вы о ком говорите? Кто плачет-то?»
Не поняв, откуда прозвучал голос, Бабушка радостно обратилась к стоящей женщине, внимательно изучающей рекламный листок.
«Об иконе говорю! Богородицы! Из Никольского храма…»
Но женщина никак не отреагировала и старушка притихла.
Вечером Лера рассказала матери об услышанном в троллейбусе, преподнеся случившееся как забавную историю.
«…я и представляю: сидит какая-то женщина в храме и плачет, а к ней люди подходят и ваткой слёзы утирают, да ещё просят о чём-то» - Смеялась Лера, - А бабуся об иконе говорила!»
«Мам, а что такое икона? – Спросила пятилетняя Лиза, Лерина дочь.
Лера, зачерпнув ложечкой варенье, сделала вид, что не заметила прозвучавшего вопроса.
«Может и вправду сходить?» - Раздумывала Нина Георгиевна, Лерина мать, - я о таком только в книгах читала».
«Ага. Сходи, поглазей…» - Отозвалась дочь, немного разочарованная такой банальной реакцией.
«Мам, ну мам, что такое икона?» - Не унималась Лиза, размазывая каплю варенья пальцем по клеёнке.
«Это вроде картины на доске. Перед ней Богу молятся» - Пыталась объяснить Нина Георгиевна.
«Почему она плачет?» - Снова задала вопрос Лиза.
«Не знаю, Лизок. Пойдем спать…».
***
Уставшим взглядом Лера скользила по городскому пейзажу за окном неторопливого троллейбуса.
Конец осени. Все листья облетели, голые ветки рябин гнулись арками от тяжести подмороженных первым утренником багряных гроздей.
Предполагали, что к снежной зиме.
В тот год тоже было много рябины, вспомнила Лера, но была ли зима снежной – она не помнила.
Тяжёлая была зима.
…В другом троллейбусе, идущем в обратную сторону, ехали Нина Георгиевна с Лизой. Девочка первой заметила окутанные дождливой мглой голубые купола.
- Бабуля, что это?
- Храм. Нам туда, Лизок.
- Там икона плачет?
- Там…
Очередь к святыне была длинной.
Нина Георгиевна растерялась: она-то выстоит, а ребёнок?
- Девочку, девочку пропустите! – Пришла на помощь женщина у подсвечника.
Люди расступились.
Нина Георгиевна успела шепнуть: « Подойдёшь к иконе, попроси у Богородицы…
Лиза вскинула на бабушку внимательный взгляд серо-голубых глаз.
«… что хочешь. Только ерунды не проси: игрушек или сластей всяких. Проси о главном!».
Девочка, утоляя любопытство, жадно всматривалась в лик Богородицы. Но изображение расплывалось от обильно стекающих, особливо по ланитам Божией Матери, капель прозрачной влаги.
Лиза дотянулась лобиком до холодного стекла…



***
- Лера, ты?!
Молодая женщина обернулась на незнакомый мужской голос.
- Ты волосы обстригла, я стою и гадаю: ты или нет.
Лера не сразу вспомнила мужчину.
- Я. Здравствуй, Глеб. Как жизнь? – Вежливо спросила она.
- Нормально. Служу по-прежнему. Женился год назад.
- Как Костя? – Спросила Лера как можно безразличнее.
Глеб оторопело посмотрел на неё, будто она спросила не то чтобы неприличное, но несуразное, неуместное.
Лера спокойно приняла этот взгляд.
Разве я не имею права узнать, в конце концов? – Говорили её глаза.
- Ты ведь не знаешь, - вдруг понял Глеб, и его лицо приняло прежнее выражение. Затем он схватил Лерину ладонь и предложил: давай выйдем на следующей, мне нужно тебе кое-что сказать.
Лера растерялась и попыталась сопротивляться, тихонько освобождая руку:
- Мне домой надо. Меня ждут.
- Подождут, - по-военному строго сказал Глеб, и они вышли из троллейбуса.
- Помнишь это кафе? – Спросил Глеб, когда они дошли до низенького здания с бегущими огоньками по фасаду.
Лера внутренне сжалась.
Конечно, она помнила.
В тот год, когда в городе было много рябины, она как-то забежала сюда погреться. Свободных столиков не было, Лера уже толкала дверь наружу, как вдруг какие-то два моряка в военной форме, сорвались со своих мест и стали уговаривать её присесть за их столик. Лера отбрыкивалась, впрочем, ухватив краем глаза, что рюмок на столике не было. Стояли четыре креманки с мороженым – по две на брата. Она поддалась на уговоры и даже разрешила угостить себя кофе.
Глеб скоро ретировался.
Он сразу почувствовал, что Косте приглянулась незнакомка, и не стал мешать.
Такое вот непринуждённое знакомство со вкусом капуччино.
А через две недели Костин корабль ушёл на ремонт в другой город.
За это время они успели построить планы на дальнейшую совместную жизнь. Надо было только подождать не больше месяца, пока корабль дойдёт до места назначения…
Лера долго стояла на мокром пирсе, не веря, что в отчалившей грозной, как фантастический инопланетный корабль стальной махине бьётся сердце того, кто стал дороже жизни.
Больше они никогда не виделись.
…
-Помянём - Сказал Глеб, подавая Лере бокал красного вина.
-Кого? - Не поняла Лера.
- Костю. Он умер. Пять лет назад, во время перехода. Даже я не знал о его болезни. А там, на корабле, открылось кровотечение. Пока дождались реальной помощи, было уже поздно.
Бокал выскользнул из лериной руки, и вино залило золотистую соломку столика. Лера даже не думала промокнуть его салфеткой. Просто смотрела на пролитое вино, мучаясь от возникших ассоциаций.
Потом закрыла лицо руками. Когда спустя несколько минут она отняла ладони, Глеб не увидел слёз. Но это было другое лицо.
- Я ждала хоть какой-то новости все эти пять лет.- как в полусне вымолвила она.
- Прости, у меня не было ни твоего адреса, ни телефона. Никаких зацепок. Я приходил в кафе, но ни разу не застал тебя. Потом меня перевели на другой корабль, только полгода как снова здесь, - и вдруг, запнувшись, вставил: Костя говорил о ваших планах…
- Я пойду, Глеб. Меня ждут. – Лера неуклюже встала.
- Муж, поди? – Уточнил Глеб.
- Мама и Лиза. Дочь. Костина дочь.
- У Кости есть дочь?..- поразился он, и вдруг жарко заговорил, - Костя был единственным сыном, его родителям надо знать, что у них есть внучка!
- Нам ничего не нужно, - отрезала Лера, по-своему расценив сказанное.
- Может быть, тебе. Но не Лизе. Ты же понимаешь, она подрастёт…- Глеб уже что-то чиркал на вырванном из блокнота листке, - Вот. Здесь адрес, телефоны. И мой телефон, если что. Только не потеряй. Мы и так с тобой сейчас чудом встретились.
Лера спрятала записку в кошелёк, что-то пообещала и покинула кафе.
***
И снова троллейбус.
Пять лет Лера не могла смириться, как ей казалось, с предательством всей своей жизни. Одно решение о рождении Лизы чего стоило. В течение этих лет она то и дело мысленно, иногда вслух, ругала, проклинала себя, своё легкомыслие и – страшно сказать! – человека, которого давно не было в живых.
С того дня, когда истекли все сроки и Лера поняла, что Костя больше не объявится, она, не прояснив ситуацию, начала упорно возводить вокруг себя крепость на крепком фундаменте уязвлённой гордости.
Что было ещё ждать от мужчин, если маму оставил муж, а её бросил Костя? Лера осторожничала, даже выстраивая отношения с подругами. И вдруг эта уродливая крепость в одночасье рухнула. Лера чувствовала себя оглушённой…и свободной, возрождённой к какой-то новой, другой жизни. Какой, она пока ещё не знала.
Дождливые капли стекали по своему прихотливому пути, скрывая пейзаж за широким окном троллейбуса.
«.. плачет! – Вдруг прорвался из глубины лериной памяти женский старческий голос.
«А вот к добру, иль к худу – один Господь знает».