Счастье внутри

Как много есть над чем поразмышлять...
***

"Меня везли на кресле по коридорам областной больницы.

- Куда? – спросила одна медсестра другую.
– Может, не в отдельную, может, в общую?
Я заволновалась.
- Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?

Сестры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием,
что я несказанно удивилась.
Это уже потом я узнала, что в отдельную палату переводили умирающих,
чтобы их не видели остальные.

- Врач сказала, в отдельную, — повторила медсестра.

Но тогда я не знала, что это означает, и успокоилась.
А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение
уже только от того, что никуда не надо идти, что я уже никому
ничего не должна, и вся ответственность моя сошла на нет.

Я ощутила странную отстранённость от окружающего мира,
и мне было абсолютно всё равно что в нём происходит.
Меня ничто и никто не интересовал. Я обрела право на отдых.
И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью.
Только Я и Я.
Ушли проблемы, ушла суета, ушли важные вопросы.
Вся эта беготня за сиюминутным казалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью,
с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждёт там, по ту сторону…

И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь!
Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч,
ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева,
машущего мне в окно, глубинно-синее осеннее небо,
шумы просыпающегося города – сигналы машин,
цоканье спешащих каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев…
Господи, как замечательна Жизнь! А я только сейчас это поняла…

- Ну и пусть только сейчас, — сказала я себе, – но ведь поняла же.
И у тебя есть ещё пара дней, чтобы насладиться ею, и полюбить её всем сердцем!

Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода,
и я обратилась к Богу, ведь Он сейчас был ко мне ближе всех.

- Господи! – радовалась я. – Спасибо Тебе за то, что Ты дал мне возможность
понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить её.
Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить!

Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения,
свободы и звенящей высоты одновременно.
Мир звенел и переливался золотым светом Божественной Любви.
Я ощущала эти мощные волны её энергии. Казалось,
Любовь стала плотной и, в то же время,
мягкой и прозрачной, как океанская волна.

Она заполнила всё пространство вокруг, и даже воздух стал тяжелым
и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной пульсирующей струей.
Мне казалось, что всё, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией.
Я Любила.
И это было подобно слиянию мощи органной музыки
Баха и летящей ввысь мелодии скрипки.

***
Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз 4-й степени»,
а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества.
К умирающим пускали всех и в любое время.

Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась
прощаться вереница скорбящих родственников.
Я понимала их трудности: ну о чём говорить с умирающим человеком, который,
тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица.
Я радовалась: когда бы я ещё увидела их всех?
А больше всего на свете мне хотелось поделиться с ними любовью к Жизни –
ну разве можно не быть счастливым просто оттого, что живёшь?
Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты,
истории из жизни. Все, слава Богу, хохотали, и прощание
проходило в атмосфере радости и довольства.

Где-то на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна.
За сим занятием и застала меня врач, закатив истерику, что мне нельзя вставать.
Я искренне удивилась:
- Это что-то изменит?
- Ну… Нет, — теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить.
- Почему?
- У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали.

Прошёл отведенный мне максимум – четыре дня.
Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы.
Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала.
Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета,
а я начала выходить в холл смотреть телевизор. Врача было жалко.
А Любовь требовала радости окружающих.

- Доктор, а какими вы хотели бы видеть мои анализы?
- Ну, хотя бы такими.

Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры,
то – что должно быть. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала.
Врач посмотрела сочувственно на меня, что-то пробормотала и ушла.

А в 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком:
- Как вы это де... Анализы! Они такие, как я вам написала.
- Откуда я знаю? А что, хорошие? Да и какая, на фиг, разница?

Лафа закончилась. Меня перевели в общую палату (это там, где уже не умирают).
Родственники уже попрощались и ходить перестали.
В палате находились ещё пять женщин.
Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча, и активно умирали.
Я выдержала три часа.
Моя Любовь начала задыхаться. Надо было срочно что-то делать.

Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол,
нарезала, и громко сообщила:
- Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.
По палате поплыл запах свежего смеха.
К столу неуверенно подтянулись остальные.

- И правда, снимает?
- Угу, — со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает…»

Арбуз сочно захрустел.

- И правда, прошло! — сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.
- И у меня. И у меня, — радостно подтвердили остальные.
- Вот, — удовлетворённо закивала я в ответ.
– А вот случай у меня один раз был… А анекдот про это знаешь?

В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:
- Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать мешаете!

Через три дня врач нерешительно попросила меня:
- А вы не могли бы перейти в другую палату?
- Зачем?
- В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжёлых.
- Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим.

Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи – просто посидеть, поболтать.
Посмеяться. И я понимала, почему. Просто в нашей палате жила Любовь.
Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно.

Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке,
завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка
делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и мне казалось,
что она не умеет улыбаться.

А через неделю я увидела, какая у неё обаятельная и застенчивая улыбка.
А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает,
мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который увенчивали бутылки с кумысом,
от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам.

Пришедший на шум дежурный врач сначала ошалело смотрел на нас, а потом сказал:
- Я 30 лет здесь работаю, но такое вижу в первый раз. Развернулся и ушёл.

Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.
Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками,
гуляла по коридору и так любила всё, что видела: и книги, и компот,
и соседку, и машину во дворе за окном, и старое дерево.

Мне кололи витамины. Просто надо же было хоть что-то колоть.
Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась,
проходя мимо, и через три недели тихо сказала:

- Гемоглобин у вас на 20 единиц больше нормы здорового человека.
Не надо его больше повышать.

Казалось, она за что-то сердится на меня.
По идее, получалось, что она дура, и ошиблась с диагнозом,
но этого быть никак не могло, и это она тоже знала.

А однажды она мне пожаловалась:

- Я не могу вам подтвердить диагноз.
Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит.
А этого не может быть!
- А какой у меня теперь диагноз?
- А я ещё не придумала, — тихо ответила она и ушла.

Когда меня выписывали, врач призналась:

- Так жалко, что вы уходите, у нас ещё много тяжёлых.

Из нашей палаты выписались все.
А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30%.
Жизнь продолжалась. Только взгляд на неё становился другим.
Казалось, что я начала смотреть на мир сверху,
и потому изменился масштаб обзора происходящего.

А смысл жизни оказался таким простым и доступным.

Надо просто научиться любить –
и тогда твои возможности станут безграничными,
и желания сбудутся, если ты, конечно, будешь
эти желания формировать с любовью,
и никого не будешь обманывать,
не будешь завидовать, обижаться, отчаиваться и пребывать в унынии.

Так всё просто, и так всё сложно!

Ведь это правда, что Бог есть Свет и Любовь.
Надо только успеть это вспомнить…