Стихи Беллы Ахмадулиной

Почему я поместила это великолепное (как и ВСЁ, что выходит из-под пера ЕЯ) стихотворение многоуважаемой Беллы Ахатовны в моём скромном блоге? Не только, дабы читатели ЕЩЁ РАЗ насладились Гением Поэта. Но чтобы дать неожиданную, может быть, интерпритацию известному Стиху. " У кого чего болит..", а мой, как Вы знаете "пунктик" - это аборты. Здесь, в этом стихе я почувствовала эмоции некой женщины. Если Вы перечтёте стих сей в моих акцентах, может быть почувствуете Весь Трагизм ситуации с абортами...




09-01-2010 09:24 (ссылка)
Великие стихи Великого Поэта Беллы Ахмадулиной.
Бэлла Ахмадулина

Сказка о Дожде
в нескольких эпизодах
с диалогами и хором детей

1
Со мной с утра не расставался Дождь.
- О, отвяжись! - я говорила грубо.
Он отступал, но преданно и грустно
вновь шел за мной, как маленькая дочь.
Дождь, как крыло, прирос к моей спине.
Его корила я:
- Стыдись, негодник!
К тебе в слезах взывает огородник!
Иди к цветам!
Что ты нашел во мне?
Меж тем вокруг стоял суровый зной.
Дождь был со мной, забыв про все на
свете.
Вокруг меня приплясывали дети,
как около машины поливной.
Я, с хитростью в душе, вошла в кафе
и спряталась за стол, укрытый нишей.
Дождь под окном пристроился, как нищий,
и сквозь стекло желал пройти ко мне.
Я вышла. И была моя щека
наказана пощечиною влаги,
но тут же Дождь, в печали и отваге,
омыл мне губы запахом щенка.
Я думаю, что вид мой стал смешон.
Сырым платком я шею обвязала.
Дождь на моем плече, как обезьяна,
сидел.
И город этим был смущен.
Обрадованный слабостью моей,
Дождь детским пальцем щекотал мне ухо.
Сгущалась засуха. Все было сухо.
И только я промокла до костей.

2
Но я была в тот дом приглашена,
Где строго ждали моего привета,
Где над янтарным озером паркета
всходила люстры чистая луна.
Я думала: что делать мне с Дождем?
Ведь он со мной расстаться не захочет.
Он наследит там. Он ковры замочит.
Да с ним меня вообще не пустят в дом.
Я толком объяснила: - Доброта
во мне сильна, но все ж не безгранична.
Тебе ходить со мною неприлично. -
Дождь на меня смотрел, как сирота.
- Ну, черт с тобой, - решила я, - иди!
Какой любовью на меня ты пролит?
Ах, этот странный климат, будь он
проклят! -
Прощенный дождь запрыгал впереди.
3
Хозяин дома оказал мне честь,
которой я не стоила. Однако,
промокшая всей шкурой, как ондатра,
я у дверей звонила ровно в шесть.
Дождь, притаившись за моей спиной,
дышал в затылок жалко и щекотно.
Шаги - глазок - молчание - щеколда.
Я извинилась: - Это Дождь со мной.
Позвольте, он побудет на крыльце?
Он слишком влажный, слишком удлиненный
для комнат.
- Вот как? - молвил удивленный
хозяин, изменившийся в лице.
4
Признаться, я любила этот дом.
В нем свой балет всегда вершила легкость.
О, здесь углы не ушибают локоть,
здесь палец не порежется ножом.
Любила все: как медленно хрустят
шелка хозяйки, затененной шарфом,
и, более всего, плененный шкафом -
мою царевну спящую - хрусталь.
Тот, в семь румянцев розовевший спектр,
в гробу стеклянном, мертвый и прелестный.
Но я очнулась. Ритуал приветствий,
как опера, станцован был и спет.
5
Хозяйка дома, честно говоря,
меня бы не любила непременно,
но робость поступить несовременно
чуть чуть мешала ей, что было зря.
- Как поживаете? (О блеск грозы,
смиренный в слабом горлышке гордячки!)
- Благодарю, - сказала я, - в горячке
я провалялась, как свинья в грязи.
(Со мной творилось что-то в этот раз.
Ведь я хотела, поклонившись слабо,
сказать:
- Живу хоть суетно, но славно,
тем более, что снова вижу вас.)
Она произнесла:
- Я вас браню,
Помилуйте, такая одаренность!
Сквозь дождь! И расстояний отдаленность!
-
Вскричали все:
- К огню ее, к огню!
- Когда нибудь, во времени другом,
на площади, средь музыки и брани,
мы свидимся опять при барабане,
вскричите вы:
"В огонь ее, в огонь!"
За все! За Дождь! За после! За тогда!
За чернокнижье двух зрачков чернейших,
за звуки с губ, как косточки черешен,
летящие без всякого труда!
Привет тебе! Нацель в меня прыжок.
Огонь, мой брат, мой пес многоязыкий!
Лижи мне руки в нежности великой!
Ты - тоже Дождь! Как влажен твой ожог!
- Ваш несколько причудлив монолог, -
проговорил хозяин уязвленный. -
Но, впрочем, слава поросли в зеленой!
Есть прелесть в поколенье молодом.
- Не слушайте меня! Ведь я в бреду! -
просила я. - Все это Дождь наделал.
Да, это Дождь меня терзал, как демон.
Да, этот Дождь вовлек меня в беду.
И вдруг я увидала - там в огне,
мой верный Дождь стоял и плакал.
В моих глазах двумя слезами плавал
лишь след Дождя, оставшийся во мне.
6
Одна из гостий, протняув бокал,
туманная, как голубь над карнизом:
спросила с неприязнью и капризом:
- Скажите, правда, что ваш муж богат?
- Богат ли муж? Не знаю. Не вполне.
Но он богат. Ему легка работа.
Хотите знать один секрет? -
Есть что-то
неизлечимо нищее во мне.
Его я научила колдовству -
во мне была такая откровенность, -
он разом обратит любую ценность
в круг на воде, в зверька или траву.
Я докажу вам, дайте мне кольцо.
Спасем звезду из тесноты колечка! -
Она кольцо мне не дала, конечно,
в недоуменье отстранив лицо.
- И, знаете, еще одна деталь -
меня влечет подохнуть под забором.
(Язык мой так и воспалялся вздором.
О, это Дождь твердил мне свой диктант.)
7
Все, Дождь, тебе припомнится потом!
Другая гостья, голосом глубоким,
осведомилась:
- Одаренных Богом
кто одаряет? И каким путем?
Как погремушкой, мной гремел озноб:
- Приходит Бог, преласков, превесел,
немного старомоден, как профессор,
и милостью ваш осеняет лоб.
А далее - летите вверх иль вниз,
в кровь разбивая локти и коленки
о снег, о воздух, об углы Кварнеги,
о простыни гостиниц и больниц.
Василия Блаженного в зубцах,
тот острый купол помните? Представьте! -
всей кожей об него!
- Да вы присядьте! -
она меня одернула в сердцах.
8
Тем временем, для радости гостей,
творилось что-то новое, родное:
в гостинную пускали кружевное,
серебрянное облако детей.
Хозяюшка, прости меня, я зла!
Я все лгала, я поступала дурно!
В тебе, как на губах у стеклодува,
явился выдох чистого стекла.
Душой твоей насыщенный сосуд,
дитя твое, отлитое так нежно!
Как точен контур, обводящий нечто!
О том не знала я, не обессудь.
Хозяюшка, зверинный гений твой
в отчаянии вседенном и всенощном
над детищем твоим, о, над сыночком
великой поникает головой.
Дождь мои губы звал к моей руке.
Я плакала:
- Прости меня! Прости же!
Глаза твои премудры и пречисты!
9
Тут хор детей возник невдалеке:
- Ах, так сложилось время -
смешинка нам важна!
У одного еврея -
хе-хе! - была жена.
Его жена корпела
над тягостным трудом,
чтоб выросла копейка
величиною в дом.
О, капелька металла,
созревшая, как плод!
Ты солнышком вставала,
украсив небосвод.
Все это только шутка,
наш номер, наш привет.
Нам весело и жутко
растит двадцатый век.
Мы маленькие дети,
но мы растем во сне,
как маленькие деньги,
окрепшие в казне.
В лопатках - холод милый
и острия двух крыл.
Нам кожу алюминий,
как изморозь, покрыл.
Чтоб жить было нескушно,
нас трогает порой
искусствочко, искусство,
ребеночек чужой.
Родителей оплошность
искупим мы. Ура!
О пошлость, ты не подлость,
ты лишь уют ума.
От боли и от гнева
ты нас спасешь потом.
Целуем, королева,
твой бархатный подол.
10
Лень, как болезнь, во мне смыкала круг.
Мое плечо вело чужую руку-
Я, как птенца, в ладони грела рюмку,
Попискивал ее открытый клюв.
Хозяюшка, вы ощущали грусть
над мальчиком, заснувшим спозаранку,
в уста его, в ту алчущую ранку,
отравленную проливая грудь?
Вдруг в нем, как в перламутровом яйце,
спала пружина музыки согбенной?
Как радуга, в бутоне краски белой?
Как тайный мускул красоты - в лице?
Как в Сашеньке - непробужденный Блок?
Медведица, вы для какой забавы
в детеныше влюбленными зубами
выщелкивали Бога, словно блох?
11
Хозяйка налила мне коньяка:
- Вас лихорадит. Грейтесь у камина. -
Прощай, мой Дождь!
Как весело, как мило
принять мороз на кончик языка!
Как крепко пахнет розой от вина!
Вино, лишь ты ни в чем не виновато.
Во мне расщеплен атом винограда,
во мне горит двух разных роз война.
Вино мое, я твой заблудший князь,
привязанный к двум деревам склоненным.
Разъединяй! Не бойся же! Со звоном
меня со мной пусть разлучает казнь!
Я делаюсь все больше, все добрей!
Смотрите - я уже добра, как клоун,
вам в ноги опрокинутый поклоном!
Уж мне тесно средь окон и дверей!
О Господи, какая доброта!
Скорей! Жалеть до слез! Пасть на колени!
Я вас люблю! Застенчивость калеки
бледнит мне щеки и кривит уста.
Что делать мне для вас хотя бы раз?
Обидьте! не жалейте, обижая!
Вот кожа моя голая, большая:
Как холст для красок, чист простор для
ран!
Я вас люблю без меры и стыда!
Как небеса, кругла мои объятья.
Мы из одной купели. Все мы братья.
Мой мальчик Дождь! Скорей иди сюда!
12
Прошел по спинам быстрый холодок.
В тиши раздался страшный крик хозяйки.
И ржавые оранжевые знаки
вдруг выплыли на белый потолок.
И - хлынул Дождь! Его ловили в таз.
В него впивались веники и щетки.
Он вырывался. Он летел на щеки,
прозрачной слепотой вставал у глаз.
Отплясывал нечаянный канкан.
Звенел, играя с хрусталем воскресшим.
Но дом над ним уж замыкал свой скрежет,
как мышцы обрывающий капкан.
Дождь с выраженьем ласки и тоски,
паркет марая, полз ко мне на брюхе.
В него мужчины, подымая брюки,
примерившись, вбивали каблуки.
Его крутили тряпкой половой
и выжимали, брезгуя в уборной.
Гортанью, вдруг охрипшей и убогой,
кричала я:
- Не трогайте! Он мой!
Дождь был живой, как зверь или дитя.
О, вашим детям жить в беде и муке!
Слепые, тайн не знающие руки,
зачем вы окунули в кровь Дождя?
Хозяин дома прошептал:
- Учти,
еще ответишь ты за эту встречу! -
Я засмеялась:
- Знаю, что отвечу.
Вы безобразны. Дайте мне пройти.
13
Страшил прохожих вид моей беды.
Я говорила:
- Ничего. Оставьте.
Пройдет и это. -
На сухом асфальте
я целовала пятнышко воды.
Земли перекалялась нагота,
и горизонт вкруг города был розов.
Повергнутое в страх Бюро прогнозов
осадков не сулило никогда.


1962
Тбилиси-Москва