«Никто не говорил, что это наши личные проблемы». Про обычную российскую семью, усыновляющую детей-инвалидов.

Из газеты "Культура".

«Никто не говорил, что это наши личные проблемы»

01.02.2013

Александра КРАСНОГОРОДСКАЯ


«Культура» отправилась в один из спальных районов столицы, чтобы встретиться с многодетной матерью Ириной Полежаевой. На протяжении 23 лет Ирина вместе со своим мужем Омаром Айшахом берет на воспитание детей-инвалидов, от которых обычно отказываются другие усыновители, становится для них мамой и другом, помогает встать на ноги.

культура: Из кого сейчас состоит Ваша семья?

Полежаева: Сегодня за ужином соберутся не все, но это будут 14 приемных детей, один наш родной ребенок и мы с мужем. Остальные появляются время от времени. Как правило, все вместе собираемся на праздники. Из 29 детей, которые называют нас мамой и папой, 6 кровных, а 23 — приемные. Старшей дочери сейчас уже 32 года. Все они живут в России.


культура: С чего все началось? Как у Вас возникло желание заботиться о чужих детях?

Полежаева: Когда я находилась в роддоме со вторым ребенком, то столкнулась с ситуацией, когда молодая девушка отказывалась от новорожденного малыша. Я хотела его забрать, предупредила мужа, что вернусь из роддома с двумя детьми. Но врачи только рассмеялись: надо было пройти через множество процедур, как медицинских, так и юридических, и забрать этого кроху можно было лишь спустя несколько месяцев. Тогда ничего не получилось.

Я ждала рождения пятого ребенка, когда в нашей семье появилось сразу пять ребятишек из детского дома, старшему из которых было чуть больше трех лет. Это было в конце 80-х, когда вышло постановление о детских домах домашнего типа. Оно значительно упростило возможность забирать в семью оставленных детей. Мы тогда ничего не знали и не понимали, выбирали малышей эмоционально, и среди этих первых детей оказался инвалид — у мальчика не было ножки. Хотя я этого даже не заметила вначале — ребенок активно ползал, просто ползунки волочились. Это нас не остановило, даже наоборот, ему особенно захотелось помочь.


культура: С какими трудностями Вы столкнулись, когда в семье появился ребенок-инвалид?

Полежаева: Отсутствие конечности у ребенка — врожденный дефект. Видимо, именно это и стало причиной отказа от него кровных родителей. Чтобы он мог ходить, надо было изготовить протез. А попробуйте заставить ходить на протезе двухлетнего малыша, который в принципе никогда не ходил! Он быстро передвигался на коленках, поэтому заставить его ходить на протезе было настоящим испытанием. Придумала шаги за конфетку: клала на стул конфету и звала его к себе, разрешала держаться за стенку, но идти строго на ногах. Так постепенно ребенок научился ходить. Потом протез стал маленьким — ребенок очень быстро растет в таком возрасте, пришлось менять, снова операции, привыкание к новому протезу. Растить ребенка-инвалида очень тяжело. Если родители хотят иметь в семье только радость и праздник, это не тот случай. Но если хотят помочь ребенку, каким бы он ни был, надо просто брать и делать.


культура: Как государство помогало Вам в этой ситуации?

Полежаева: Мы никогда не стояли в унизительных очередях, нам никто не говорил, что это наши проблемы и нечего брать инвалидов. Мы всегда видели доброе отношение. Я никогда не носила подарков и конвертов, мне никто на это даже не намекал. Не знаю, может, мне повезло?

За все годы существования нашей семьи у нас было шесть приемных детей-инвалидов с разными диагнозами, с психическими и физическими отклонениями. Помимо этого у нас живут дети без инвалидности, но с диагнозом умственной отсталости. Есть еще двое детишек с диагнозом, который я не могу назвать, это неизлечимые болезни. Конечно, это труд, тяжелый каждодневный труд. Но в этом и есть реализация главного желания — помочь и таким детям тоже. Иметь детей — вообще хлопотное дело, а если ребенок болен, надо быть готовым к дополнительным сложностям.


культура: Вы осознанно брали таких детей в семью. Зачем? Почему не взять здорового?

Полежаева: Тут важно понимать, для чего ты в принципе берешь ребенка из детского дома. Если это просто дань моде или «чтобы было» то, конечно, лучше брать ребенка без проблем, с нормальным здоровьем. Мы берем детей ради самих детей, поэтому выбираем ребенка, который больше нуждается в помощи. Если он остается там, то шансов найти семью у него немного. Здоровый, красивый, послушный, вероятнее всего, найдет семью, а этот ребенок — вряд ли.


культура: За такой большой период времени Вы наверняка успели узнать, как правильно выбрать ребенка?

Полежаева: Ничего подобного! У меня до сих пор нет никаких критериев. Я в общем порядке собираю документы и потом выбираю ребенка в банке данных. Выбираю глазами по фотографии и, конечно, всегда ошибаюсь. Смотрю на фото — милый и трогательный. А когда приезжаю, выясняется, что он хулиган и ничего не хочет делать. Но, если мы дали ребенку надежду, как я могу сказать, что он не такой, каким я ожидала его увидеть?

У нас уже сложившаяся семья, здесь у каждого своя роль, поэтому допустимо брать только маленьких, которых будут все опекать. Новых лидеров брать нельзя. На курсах приемных родителей я советую выбирать ребенка по своему психотипу, чтобы вы были близки как личности. Так легче найти контакт.

Полностью перевоспитать ребенка невозможно. Каждый человек уже рождается с определенным набором качеств, мы от себя только добавляем что-то. Поэтому, если есть возможность выбирать, лучше присмотреться повнимательнее и почувствовать ребенка.


культура: Почему говорят, что младенца для усыновления найти невозможно?

Полежаева: Действительно, детей младенческого возраста в банке данных очень мало. Насколько мне известно, в настоящее время всего около двухсот детей в возрасте до года могут быть переданы на усыновление. Кроме того, кандидаты-усыновители, естественно, хотят, чтобы ребенок был здоров и похож на них внешне.


культура: Вы понимаете людей, которые возвращают детей в детский дом?

Полежаева: Я понимаю причины, по которым это происходит, но у нас таких мыслей никогда не было. А если вы с родным ребенком не можете найти общий язык, то куда его денете? Воспитывать детей очень трудно. Но когда стойкий и оптимистичный человек берет ребенка, то, скорее всего, он сможет найти к нему ключик. И так попробую, и эдак. Получится обязательно. У меня установка: «Как это, я — и не справлюсь?» Да, не таким оказался ребенок, как я ожидала, но разве он в этом виноват? Человек, как мне кажется, не должен искать отдушину от собственных несчастий в чужом ребенке. Наоборот, он должен делиться счастьем.


культура: На Ваш взгляд, какую роль играет государство в вопросе поддержки семей с ребенком-инвалидом?

Полежаева: Когда в семье появляется ребенок-инвалид, задача государства, я думаю, — не оставить семью один на один с проблемой. Важно, чтобы родителям не пришла в голову мысль отказаться от своего ребенка и обречь его на сиротство.

Если все-таки это произошло и ребенок, имеющий проблемы со здоровьем, по каким-то причинам оказался в детском доме, государством должно быть сделано все, чтобы такой ребенок вновь обрел семью. Такой же поддержкой, в первую очередь законодательной, должен обладать человек, усыновивший ребенка-инвалида, либо принявший его в свою семью на иные формы воспитания. Российскими усыновителями и приемными родителями уже накоплен колоссальный опыт, на который надо опираться законодателям при разработке новых законов в этой сфере.

...

Право на семью

Антон ЖАРОВ, адвокат, специалист по семейному праву

В последнее время количество усыновлений в нашей стране несколько уменьшилось. Связано это в первую очередь с ужесточением требований к усыновителям-опекунам, а также с ажиотажем вокруг этой темы в средствах массовой информации. Ну и, на мой взгляд, потихонечку исчерпывается ресурс тех потенциальных опекунов, которые мотивировались увеличившимися выплатами (это произошло в 2008-2009 годах во многих регионах). И самое главное: государство, кроме бюджетного финансирования, системно ничего не делает для того, чтобы приемные дети жили в семьях. Все, что делается сейчас, — это или «косметика», или вообще — изображение бурной, но бесполезной деятельности.

Что же касается российского законодательства в сфере усыновления в целом, то основная проблема здесь — это его практически полное отсутствие. И те законопроекты, которые сейчас пытаются принять — на самом деле, никак не упрощение процесса приема ребенка в семью. Под видом «упрощения» усыновления зачастую происходит только его усложнение. Так, например, если раньше перечень совершенных преступлений, при которых нельзя было усыновлять, занимал лишь одну строчку, то теперь, судя по всему, он займет полстраницы.

По моему твердому убеждению, здесь нужны кардинальные изменения. Например, ответственность конкретного чиновника за то, что у него ребенок сидит в детском доме, а не находится в семье. Нужно законодательное — реальное, а не декларативное — обеспечение права ребенка на семью. У нас же пока что есть лишь общие слова — и ничего конкретного, помимо перечня ограничений для усыновителей. Кроме того, сегодня крайне необходима открытость системы детских сиротских учреждений, предоставление возможности для их общественного контроля.